– Здесь у меня машина спрятана, – ответила Лидия Матвеевна на молчаливый вопрос Насти. – Ставлю местному сторожу бутылку раз в неделю. Вот и караулит.

– А почему в санатории не оставить? – вдруг запоздало засомневалась девушка в правильности своего решения.

– Почему? Почему? – взъярилась вдруг старушка. – Потому! Когда увидишь, поймешь!

Понять Настя так ничего и не смогла. Тьма, в которой доселе с трудом удавалось различать очертания строений и деревьев, сделалась вдруг совершенно непроницаемой. И Настена рухнула как подкошенная к ногам удовлетворенно ухмыляющейся старой стервы.

– Могли бы и пораньше явиться, – голосом, достаточно молодым для ее преклонных лет, принялась отчитывать бабка двух дюжих молодцев, глыбами возвышавшихся над ее растрепанной головой.

– А ты, мать, уверена, что это она? – пробасил один из них. – Что-то уж очень страшненькая.

– Идиот! – презрительно фыркнула Лидия Матвеевна. – Меня еще ни одна сучка не смогла провести! Голову-то дура выкрасила, а про другие места интимные позабыла…

Она удовлетворенно захихикала и ткнула одного из парней в бок сухоньким локотком.

– Глядишь, смоем с нее всю паршу да и себе оставим. Такая сучка может в хозяйстве пригодиться. Ладно, хорош базары разводить. Хватай ее да в машину. Часа через два светать будет. Нужно успеть…

Один из глыбообразных сграбастал Настену с земли и, взвалив на плечо, потрусил со своей ношей в глубь ангара. Там, приятно урча мотором, уже ждал заведенный джип с широко зевающим шофером за рулем.

– Едем? – вяло поинтересовался тот, ковырнув в веснушчатом носу. – Где мать-то?

– Едем, ей нужно вернуться назад… – бормотнул парень, утрамбовывая обмякшее тело девушки в багажное отделение.

– Зачем?

– Так надо. Трогай…

Антон приподнял от подушки гудящую с похмелья голову и в раздражении уставился на будильник. Так… время совсем не раннее, во всяком случае для подъема, а энтузиазма – ноль. Одно хотя бы приятно: девка под присмотром, под ногами еще долго путаться не будет, так что можно заняться самостоятельным расследованием. Спроси его кто-нибудь сейчас, как он это собирается провернуть, он бы затруднился ответить. Все произошло не совсем так, как должно было произойти. Намного раньше положенного времени. Да еще с этой небольшой рекогносцировкой, а теперь вот возникают небольшие заморочки, но было бы намного сложнее, если бы все случилось по-другому…

Представить себе иной расклад ситуации Антон не пожелал, слишком уж обременительными казались вытекающие отсюда проблемы. Слишком…

А так – все нормально. Ему же остается только ваньку валять, потихоньку раскручивая клубочек, и не забывать оставаться в тени. Так ему было велено, кажется? Ну что же… Он человек до поры подневольный, будет следовать указаниям. А для начала не мешало бы позавтракать.

Откинув одеяло, Атаманов в недоумении поелозил глазами по розовой аккуратной попке, приткнувшейся к его коленке, и, звучно шлепнув по крепким ягодицам, приказал:

– А ну, подъем!

Девица вздрогнула, поежилась и, не открывая глаз, проворчала:

– Атаманов, какая же ты скотина! Дай выспаться! Ты мучил меня всю ночь…

– Да? – совершенно искренне изумился Антон. – А я думал, что тебе хорошо было. Ты так орала…

– Да пошел ты, животное… – вяло огрызнулась девушка и резко села. – Который час?

– В Москве полдень, дорогая, – насмешливо ответствовал он и потянул за край тонкого одеяла, на котором сидела его гостья. – Может, еще желаешь… на посошок?..

– Отвали. – Девушка с хрустом потянулась, зевнула и вдруг с легким смешком выдала: – Ты в этот раз трахался совсем иначе.

– Как это?

– Не могу объяснить… – Она помялась немного. – Знаешь, когда мысли прут, а речи нету? Вот и со мной всегда так. Но что-то в тебе не так, Атаманов. Ты часом не влюбился?

– В кого? В тебя, что ли?

Вопрос прозвучал более чем оскорбительно, но девушка не обиделась. Пристально понаблюдав за обнаженным Атамановым, бесцельно блуждающим по спальне, она нацелила в него пальчик с накладным ногтем и, поддразнивая, пропела:

– Антошка, Антошка, давай-ка колись. Что приключилось? Неужели это правда?

– Что правда-то? Что правда? – передразнил он ее, ловко копируя ее манеру задавать идиотские вопросы. – Влюбишься тут с вами! Скоро времени на душ и завтрак не останется. А ну давай быстро сваргань что-нибудь! Жрать хочется!

– А если я откажусь? – игриво повела плечами девушка. – Что тогда?

– Тогда продолжим…

Перспектива ублажения пресытившегося женщинами самца ее совершенно не устраивала, поэтому она сочла за благо удалиться в ванную с последующей передислокацией на кухню.

Спустя полчаса Атаманов сидел за столом и с удовольствием наворачивал жареный картофель с толстыми ломтями вареного мяса. Смотреть, как он трапезничает, было одно удовольствие. Аккуратно, не уронив ни крошки, он нанизывал на вилку кругляшки картофеля и, отправляя их в рот, не забывал подмигивать сидевшей перед ним девице. Высоко подобрав рыжие локоны и уложив подбородок на сомкнутые в замок кисти рук, она с легкой улыбкой смотрела на Антона.

– Ты знаешь, – сказала она после того, как сытый Атаманов откинулся на спинку стула. – Ты во всем такой…

– Какой? – Взяв длинными пальцами стакан минералки, он отпил пару глотков.

– Не знаю… Трудно разговаривать, не имея нужного словарного запаса, – посетовала она на собственную необразованность. – Но ты во всем такой. Нет в тебе удержу и предела. Кушаешь так кушаешь. Трахаешь так трахаешь. А уж коли полюбишь!..

– И чего?

– То, наверное, навсегда! Счастливой будет та, кому доведется это испытать, – без намека на грусть или ревность произнесла девушка.

– Кто же тебе это сказал? – недоверчиво прищурился на нее Антон.

– Интуиция, – вспомнила она наконец-то нужное слово.

– Ну-ну… Не знаю, что там тебе подсказывает твоя интуиция, но моя мне шепчет, что пора бы заняться делами…

Времени на прощание у них ушло немного. Короткая возня в прихожей у массивной двери с недолгими поцелуями, со шлепками по заднице и пощипыванием за грудь. Щелчок замка, гул уходящего лифта, и Атаманов остался один.

– Черт! – Он провел растопыренной пятерней по растрепанной шевелюре. – Проницательная сучка…

О любви к кому бы то ни было не могло быть и речи, конечно, но вот что сдвиги кое-какие в сознании произошли – это бесспорно. Эта долбаная златовласка не шла из ума. Что за темная лошадка? Каким она боком во всем этом деле? Почему Мельник оказался в подобном состоянии именно в ее кресле? Что кроется за ее обезоруживающей наивностью: хитрость или глупость?