муни; а индийская кукушка в увитой лианами чаще словно возглашала своими высокими нотами: «Вы, о воинство Юноши[49], несущего на своем победном знамени дельфина, одевайтесь в свои лучшиенаряды!»

После того как Ковалан в разгар забав в приморской цветущей роще почувствовал обиду, Мадави с большими, как цветы, глазами возвратилась и, пожелав уединения, поднялась в летние покои своего касающегося неба дворца. Украшенная ожерельем красавица покрыла свою пышную грудь южноморскнм жемчугом, припудрилась сандалом с горы Поди и украсилась цветком кунгумы, обычным подарком дождливого сезона. Мадави взяла в руки ви́ну с непогрешимыми струнами и запела сладкую песню; затем, чтобы рассеяться в мыслях, она приняла позу падмасаны. Ее правая рука грациозно прикасалась к выпуклому корпусу, а четыре пальца левой руки обнимали шейку ви́ны. Прибегая к диссонансам, она постигла искусство мелодий сильных, тихих и трогательных. Она перебрала четырнадцать нот безупречной гаммы, начиная с кварты и кончая терцией. Она умело воспроизводила любую мелодию, сводя в один аккорд секунду с квинтой, сексту с терцией. Когда она пела, то извлекала низкие ноты из пятой струны. Затем она начинала с квинты и септимы, заканчивая квартой, после чего начинала и заканчивала основным тоном. Она пробовала четыре лада: аханилей, пуранилей, арухияль и перухияль. Зная, где расположены высокие, средние и низкие ноты, она начала играть грустные мелодии, но увидела, что гирлянда из цветущих лиан стала увядать. Тогда она сплела гирлянду из чампака, мадави, тамала, карумухей, жасмина с белыми цветами, красивых красных кувшинок и лилий с нежными лепестками. И, желая увидеть Ковалана, возбуждаемая богом, что единовластно простирает свой жезл над миром, посылая из лука благоухающие цветы-стрелы, Мадави выбрала тонкий стебель тростника и, обмакнув его в красную краску, написала послание своему возлюбленному на благоухающем пальмовом листе.

«Вселенной повелевает теперь юное сладостное лето, которое заставляет все живые создания соединиться в объятиях со своими возлюбленными, жаждущими ласк. Повелительница-луна, появляющаяся в сумерки, останется недовольна, когда увидит разлученных возлюбленных и забывающих своих подруг. И не диво, если она пронзит их своими благоухающими цветами-стрелами. Знай же это», — писала Мадави.

И когда Мадави писала эти слова, она, постигшая шестьдесят четыре искусства[50], теми устами, которые вызывали восторг мелодиями и мастерством, лепетала вполголоса, словно дитя, в порыве не подвластной ей страсти. И в сумерки, приносящие страдание Мадави, покрывающейся мертвенной желтизной от терзающей ее разлуки, она позвала Васантамалей и наказала ей пойти к Ковалану и передать ему все, что написала она на гирлянде благоухающих лепестков. Васантамалей, чьи большие глаза поражали, как пики, взяла гирлянду и хотела вручить письмо Ковалану на торговой улице. Однако Ковалан отказался принять гирлянду и сказал:

— В самом начале, когда любовь появилась в ее сердце, она соблазняла взглядом своих лотосоподобных глаз: тогда на ее луноподобном лике сверкал тилак и локоны были украшены цветами; ее тонкие черные брови были подобны стрелометному луку; ее носик был точь-в-точь, как бутон кумижа, а губы нежны, как алый цветок. Затем эта черноокая красавица, являющаяся на сцену и уходящая по прихоти публики, показала ряд искусных вариаций, подобных ее разнообразным танцам. Ее луноподобное лицо томилось от тяжести волос, напоминающих налитые дождем тучи. Ее глаза напоминали трепещущих карпов, и чарующая улыбка открывала множество сверкающих белизной кораллов. Увидев, как с приближением сумерек мое сердце начало терзаться глубокой болью разлуки, она появилась в другом облике, в сопровождении служанки с разящими, как копья, глазами, и утешала меня сладкими словами, какие бывают у попугая; ее грациозная походка напоминала плавный ход лебедя.

Затем, бросая на меня исполненные страсти взгляды, красавица, чья талия вот-вот готова переломиться под тяжестью украшений, исполнила танец желания под бряцание ножных браслетов и легкий звон пояса, намеренно оставаясь вдали от меня. Эта красавица с дивным лицом и тонкой, гибкой, словно молния, талией, готовой переломиться под тяжестью гирлянд, локонов, украшений, нитей жемчуга и красивых грудей, исполняет танец возмущения: она намеренно превратно истолковывав смысл моих слов, которые я передал ей через служанку. Она исполнила танец страдания, поведав о боли которую причинила ей наша разлука. Она исполнила танец печали с наступлением сумерек, украшенная гирляндой, вокруг которой вьются пчелы, и рассказала освоей грусти всем видевшим ее. После этого она исполнила танец, в котором изобразила обморок после стольких страданий и медленное возвращение сознания. Она истинная танцовщица, и только танцы создают величие этой красавицы, украшенной дивными браслетами. Она проводит дни в игре.

Произнеся эти слова, Ковалан отказался принять, гирлянду лепестков, на которой написала свое послание украшенная драгоценностями Мадави, а принесшая это послание Васантамалей, пораженная печалью в самое сердце, поспешила к своей госпоже, украшенной цветами, чтобы сообщить ей эту весть.

Мадави, глаза которой напоминали два больших лотоса, произнесла:

— О красавица с драгоценными браслетами! Если даже он и не придет сегодня вечером, мы увидим его завтра утром.

С тяжелым сердцем она легла на свое ложе, покрытое цветами, но не смогла сомкнуть глаз.

Пришло лето, полное душистых цветов: распустился красный лотос, покрылись сплошной листвой манговые деревья, распустились цветы густой ашоки, — неужели же будет страдать сердце госпожи, красивые глаза которой подобны острой пике?!

* * *

Кукушка возвестила: «По повелению бестелесного Камы, все те, кто поссорились со своими возлюбленными должны слиться вновь с ними в объятиях. Взгляни же ты, который был опечален песней на берегу моря, на послание, написанное на гирлянде лепестков красавицей, сердце которой изнывает в любовной истоме с наступлением весны».

Глава IX

Сон Каннахи

К наступлением вечера, прячущего дневной свет, женщины с талией, подобной лиане, разбрасывают в своих домах распустившиеся цветы жасмина вместе с зернами риса, зажигают светильники, украшенные жемчугом и надевают свои ночные наряды.

Однажды жена одного брахмана, по имени Малади, кормила своим молоком ребенка второй жены ее мужа, но мальчик поперхнулся молоком и внезапно умер от удушья. Дрожа от мысли, что муж и вторая жена обвинят ее в смерти мальчика, не пожелав узнать истинной причины, она взяла мертвого ребенка и пошла с ним в храм Древа Бессмертных, дающего исполнение желаний[51]. Затем она обошла храм Белого Слона[52], храм белого Наги[53], храм Восходящего Солнца, храм Града Щивы, храм Держащего Копье[54], храм Ваджры, храм, где обитает бог, владеющий холмами[55], джайнский храм и храм луны.

Она молила:

— О боги, уймите боль, терзающую меня.

Наконец она явилась в храм чародея Чаттана. В этот миг перед ней появилась женщина, талия которой была тонка, как