Глаза Пейшенс сказали ему все. Ошибки не было.

Шабли говорила правду.

Стриптизерша?

– Это правда? – спросил он. – Вы были… – Он не мог выговорить это слово.

Дура Шабли. Пейшенс никогда ее не любила. На секунду она подумала о том, чтобы свалить все на бред пьяной компании, но одного взгляда на лицо Стюарта было достаточно, чтобы понять – ничего не выйдет, рано или поздно, но он раскопает правду. Поэтому какой смысл откладывать испытание?

Как она могла предположить, что вечер закончится благополучно? Счастливый конец сказки – это не про нее.

Надо сохранить хоть немного достоинства.

– Мы предпочитали определение «экзотическая танцовщица», – сказала она и отошла от него.

– Куда вы идете?

– Как куда? Упаковывать свои вещи.

Если повезет, то она доберется до дома, пока не полились слезы. Теперь Стюарт обязан попросить ее оставить работу у Аны. Разве он не сказал, что не желает, чтобы доктор Тишель приближался к его тете? А чем она лучше?

Ну что ж. Она может потерять работу и жилье, но самообладание она не потеряет.

Она услышала шаги – это Стюарт. Он схватил ее за руку почти так же сильно, как доктор Тишель. Она выдернула руку.

– Вы даже не собираетесь ничего объяснить?

Под его взглядом Пейшенс чувствовала себя облитой грязью, но все же взяла себя в руки.

– С какой стати? Вы не станете слушать.

Стюарт загородил ей дорогу.

– А вы попробуйте.

– Вы действительно хотите услышать, что я скажу?

– Я же сказал, что хочу. Вы не считаете, что обязаны дать нам объяснение?

Нам. Ему и Ане. Первый шок сменился чувством вины. Она обязана Ане больше, чем объяснением, так что можно начать с того, чтобы сказать правду.

– Хорошо. Но не здесь. Пожалуйста. Я расскажу вам все. Когда вернемся в дом.

А потом она уйдет и больше не побеспокоит ни его, ни Ану.

Последние кварталы они прошли в молчании. Совсем не похоже на молчание, когда они выходили из отеля после приема. Теперь их обдавало холодом.

Найджел, естественно, был тут как тут, ожидая их возвращения. Он мяукал и носился взад-вперед, требуя внимания. Не говоря ни слова, они вошли на кухню, чтобы накормить на ночь кота. Это не заняло у Пейшенс много времени.

– Готовы к разговору? – спросил Стюарт, подождав, пока она сполоснет банку.

– Много говорить не придется. – Пейшенс уже решила сообщить ему лишь самые краткие сведения. – Мне были нужны деньги, а танцы – единственная хорошо оплачиваемая работа, какую я смогла найти.

За исключением того, что она дважды отказывалась от этого предложения, но потом все же пришлось согласиться, да и то лишь потому, что похотливый хозяин кафе, где она тогда работала, не захотел дать ей больше часов, если она не переспит с ним.

– Интересно. – Стюарт выдвинул стул, предлагая ей сесть. – А теперь выкладывайте все начистоту.

Все? Сердце неровно заколотилось. Она никому не рассказывала… всего.

– К чему вам подробности?

– К тому, что мне это не безразлично.

Ему нужны подробности. Он ведь юрист и захочет собрать все факты.

Пейшенс села и вытерла потные ладони о платье.

– Откуда вы хотите, чтобы я начала?

– С самого начала.

– Я родилась.

– Я серьезно вас спрашиваю.

– И я тоже серьезно отвечаю. Все вообще-то началось, когда родилась Пайпер. Моя мать… поймите меня правильно, она вовсе не была ужасной матерью. Я хочу сказать, что она не била нас, не морила голодом. Она просто не предназначена быть матерью, понимаете?

Пейшенс бросила на него быстрый взгляд через стол – ей стало ясно, что он этого не понимает. Тем не менее она продолжила:

– Она, видно, думала, что рождение ребенка удержит отца Пайпер, но… – Пейшенс пожала плечами. – В любом случае, как только я подросла, она переложила заботы о Пайпер на меня.

– Фасонный торт для миссис Ф., – произнес он. – Сколько вам тогда было?

– Двенадцать или тринадцать? Да, тринадцать. Но это было не трудно, – поспешила добавить она. – Пайпер была хорошим ребенком, никогда не причиняла никаких неприятностей, всегда выполняла уроки.

– Тринадцатилетняя девочка ухаживает за пятилетней. Вас это не обижало?

Обычно у нее был готов на это ответ – нет. Но Стюарт смотрел на нее так, будто читал ее мысли, и вместо отрицательного ответа она сказала правду:

– Иногда обижало, но выбора не было. Она – моя семья, и я несла за нее ответственность.

Стюарт едва заметно кивнул, и она поняла: если кто и сознает важность ответственности за семью, так это он.

Пейшенс продолжила свой рассказ:

– Когда мать умерла, мы с Пайпер остались одни. Я обещала, что мы никогда не разлучимся, чтобы ни произошло.

– Вам были нужны деньги? Для Пайпер?

– Да. – Пейшенс уставилась в стол. – Мать оставила нас без гроша. Я не знала, что делать.

– А как же социальная помощь? Есть программы…

– Вы не понимаете. Все не так просто.

Да откуда ему понять? У таких людей, как он, всегда есть все.

– Но наверняка…

– Мы жили в автомобиле! – бросила она ему в лицо. Впервые она громко говорила о том, что произошло. – Мы боялись, что если скажем кому-нибудь, то Пайпер заберет служба опеки, а я поклялась, что этого не будет. – В мозгу сразу возникло испуганное личико сестры, полный отчаяния голос. Пейшенс зажмурилась. – Я не могла нарушить своего обещания. Мы с ней были друг для друга всем. Потерять ее – это словно…

– Потерять собственного ребенка.

– Да. – Неужели он ее понимает? Она открыла глаза и посмотрела на него умоляющим взглядом. – Я сделала бы что угодно, лишь бы оградить Пайпер. Все, что угодно.

Здесь она должна остановиться. Нет причины делиться с ним дальнейшими подробностями. Потому что разговоры о ее прошлом… это все равно что разбить стекло. Трещина будет удлиняться, пока все не развалится на части. Но… слова полились сами собой.

– Рядом с нами жил один парень. Его звали Бен. Он постоянно меня преследовал, говорил, что я секс-бомба. И что девушка с такой фигурой могла бы загребать большие деньги в клубе, где он работал. Я не обращала на это внимания… до тех пор, пока у меня не осталось выбора.

Не в силах больше усидеть, Пейшенс встала, резко отодвинув стул, и подошла к окну. Сморщенное лицо смотрело на нее из стекла.

– Был январь. Мы весь день ничего не ели. Работу я потеряла, денег не было. Пайпер простудилась. Похоже на телесериал, да? – Пейшенс усмехнулась. – Я не знала, что делать, – прошептала она. Отчаяние и стыд того рокового дня заново навалились на нее и душили. – Я сказала себе, что это только на время. Пока не накоплю денег.