– Когда лед под крестоносцами треснул, они сильно обмочились…

– Дантес не стоил выеденного яйца Пушкина…

– Во двор вьехали две лошади. Это были сыновья Тараса Бульбы…

– Пьер был светский человек и поэтому мочился духами…

– Шелковистые белокурые локоны выбивались из-под ее фартука…

– У Онегина было тяжело внутри, и он пришел к Татьяне облегчиться…

– Петр Первый соскочил с пьедестала и побежал за Евгением, громко цокая копытами.

Некоторые из этих перлов мы знали, но все равно они вызывали дружный смех. Хохот достиг предельных децибелл. В палату стали заглядывать. Зашел наш лечащий врач. Очевидно, ей накапала на нас вездесущая Надя.

– Смех, – сказала доктор, – дело хорошее. Говорят, что он даже лечит, за исключением двух случаев: в послеоперационный период и при диарее. Так что попрошу вас быть поосторожнее.

Когда Граф ушел, бедного Борю пришлось отвезти в перевязочную – рихтовать швы. Вслед за этим явилась Надя и заявила:

– Чтобы я этого клоуна больше здесь не видела, а то он мне всех больных перекалечит. И чего это вы тут так хохотали? Что локоны выбиваются из под фартука? У меня тоже так. Я когда готовлю тоже набрасываю косынку на голову, чтоб волосы не мешали.

Граф больше не приходил. Зато пришли мои институтские приятели, принесли мне вишни и свежие журналы «Архитектура СССР» и «Архитектура и строительство Москвы». Вишни быстро слопали всем коллективом.

Впоследствии, попав в американскую больницу в Филадельфии, я с удовольствием вспоминал эти времена. Во-первых, потому что я тогда был значительно моложе (лет на пятьдесят), а во-вторых, потому что американские больницы, несмотря на свою невероятную дороговизну и не менее невероятную рекламу, производят весьма умеренное впечатление.

Все началось как и тогда – сильные боли. Вызвали скорую помощь (ambulance). В Америке на «скорой» не бывает врачей, к вам не приезжает добрый доктор Айболит, который улыбаясь осматривает вас и говорит ласковые слова: животик, аппендицитик, спазмочки, больничка… Приходят два здоровых амбала, один из которых шофер, а второй просто грузчик-санитар. Все по-деловому. «Что болит и в какую больницу поедем?» Всучили нитроглицерин, положили на носилки, несмотря на мои сомнения и просьбы поговорить с врачом, и повезли.

Привезли меня в emergency room, уложили на коечку, и стал я ждать. Каждые полчаса у меня брали кровь и мрачный санитар-индус мерял давление. Каждый раз он удивлялся, что оно у меня нормальное. После третьего раза у него заел автомат для измерения давления, и манжет нельзя было снять с руки. Я попросил его что-нибудь сделать, потому что автомат продолжал качать воздух и стало нестерпимо больно, на что в ответ услышал, что он позовет технишена. Он ушел и больше вообще не приходил. Кое-как мы с Леночкой оборвали шланги и сняли манжет.

Сделали кардиограмму. Появился доктор. Она сообщила, что скоро меня переведут в палату (это скоро состоялось через десять часов) и меня посмотрит кардиолог.

– Зачем мне кардиолог, если у меня хорошая кардиограмма, нормальное давление и пульс? – На этот вопрос мне не ответили.

Взамен индуса появилась совсем смуглая сестричка – довольно милая девушка – Маргарет. Она перевезла мою тачанку, оборудованную массой всяких примочек в другой бокс, где нормально работал манометр-автомат. Маргарет меня успокоила и чтобы как-то развлечь, сообщила сугубо конфиденциально, что знает много смешных русских слов, которым ее научил один клиент. Когда она начала их с выражением произносить, я понял, что все эти слова из неформальной лексики, и стал оглядываться по сторонам, так как появилось ощущение, что я попал в солдатский бордель. Передохнув, она сказала, что может еще, но я ответил ей, что меня ее выступление очень обрадовало, но пока достаточно. Когда она меня покинула, я попробовал подремать, но очень чутко. Моя настороженность была вызвана недавней публикацией, что в emergency room у клиента украли часы. Украл привезенный сюда же другой клиент. Санитар заявил, что больной сам их снял, однако родственники не поверили, так как клиент уже умер и следовательно не надевать не снимать ничего уже не мог. Приехала полиция и вора нашла.

В три часа ночи меня, наконец, отправили в палату. Палаты в этом госпитале были очень большими, хорошо оборудованными с просторными санузлами. Они были рассчитаны на двух человек и разделены занавесками. В палате было два огромных плазменных телевизора с ремутконтролями, но без наушников. Мой сосед афро-американец обрадовался компании, тут же включил телевизор на солидную громкость и стал слушать рэп. Мое предложение выключить телевизор сильно его удивило. Тогда я позвал nurse (медсестру) и попросил ее выключить телевизор. Она только поулыбалась и развела руками.

– This is private.

Я ей как можно мягче разьяснил, что сейчас три часа ночи, что люди здесь не совсем здоровые и что пора наконец ложиться спать.

– This is private.

Я понял, что ничего с этим пресловутым private и privacy сделать нельзя. А мой сосед к этому времени вошел в раж и начал подпевать. После пятого вызова я сообщил ей, что очень хочу побеседовать с ее начальством на эту тему.

– На какую тему?

– Насчет privаcy, насчет телепрограмм и насчет рэпа.

– Давайте я вас лучше переведу в другую палату

Я был счастлив, так как появилась надежда наконец отдохнуть. В другой палате моим соседом оказался пожилой кореец. Слава Б-гу, он спокойно спал. Но ровно в шесть утра он включил телевизор и стал смотреть подряд все спортивные передачи. Причем он плохо слышал. Поэтому вы сами понимаете… Беседа с ним оказалась не очень содержательной, так как он говорил по-корейски, думая что говорит по-английски, а я отвечал по-английски, который он принимал за русский. Он очень мило улыбался и отвечал «Раша, Раша, спасипо!».

Весь день и всю ночь меня пичкали пушечными дозами нитроглицерина и наркотиками. Меня смотрели доктора несколько раз, но каждый раз другие, так что уловить, кто из них лечащий, было невозможно. Зато каждый из них назначал свои тесты.

Тесты – это любимое занятие всех госпиталей и хороший источник дохода. Никакие уговоры насчет того, что этот тест я делал три дня назад, («мы доверяем только своим специалистам»), что этот тест вообще не относится к моей болезни, в расчет не принимаются.

После тестов я обратил внимание, что у меня добавились лекарства. По моему вызову пришла сестра – крупная индуска с черными как смоль распущенными волосами. Я уже не стал ее попрекать за то, что эти пышные волосы при нашем общении лезли мне в лицо, так как она стояла надо мной. Я с ней разговорился о своих делах. Из беседы с ней я понял, что меня лечили совсем не от той болезни. Доктор не появлялся. Я естественно поинтересовался у нее, что же у меня за болезнь.