Зина вспыхнула и села. Взяла рюмку. Тут Инесса вдруг поднимается, говорит, позвонить надо, и уходит. Мы переглядываемся. Полковник вскакивает и хочет броситься следом, но Доктор говорит негромко:

– Андрей, не нужно. Она вернется.

И Полковник опять садится. Тут Денис снова вылазит с тостом, и застолье продолжается.

А Инесса так и не вернулась, ошибся Доктор…

…Я своей Ларисе говорю потом: да за такой женщиной, как Любаша, в огонь и воду. Повезло мужику, ничего не скажешь. Она ничего не ответила, промолчала, поняла, что это я в ответ на наш утренний разговор про каменную стену. Отвернулась. Я тоже отвернулся…

* * *

…Он долго не мог уснуть. То ли перебрал, то ли мысли мешали… Лежал, прислушивался к шорохам и скрипам. Луны не было, за окном стояла темень.

Он снова шел в лесу, чувствуя на лице мягкие влажные ветки кустов… как чьи-то руки. Шелест шагов, узкая заросшая тропинка, плеск ручья и далекий гомон человеческих голосов… Женщина в голубом платье, на лице кровь… плачет. Он подходит на негнущихся ногах… Ее испуганные глаза… Треск рвущейся ткани… Ее крик! Он с силой прижимает ладонь к ее рту, заставляя замолчать… Оглядывается, испытывая страх и тоску… Дальше провал. Он смотрит на нее сверху. Она неподвижна, он понимает, что она умерла…

…Его словно вытолкнули из сна. Он чувствовал, что задыхается, бешено колотилось сердце, литавры били в висках, грудь теснила глухая боль. Он посидел на кровати, выравнивая дыхание, и побрел в кухню. Открутил кран и стал жадно пить, не чувствуя, как холодная вода затекает за ворот пижамы…

Монах извинился, сказал, что, пожалуй, вынужден откланяться – переезд, новые впечатления, тем более не спал две последние ночи, бессонница, знаете ли. Одним словом, до завтра и спокойной всем ночи. Доктор было тоже собрался, но Монах воспротивился. Сказал, что прекрасно доберется сам – тут рукой подать, – так что, продолжайте, господа, а я честь имею. Провожать не надо.

Он чувствовал себя слегка утомленным от новых знакомых, кроме того, сказывалась привычка к одиночеству, да и выпить пришлось больше, чем обычно. Этот Денис просто бездонная бочка! Монах знал таких, безбашенных, крикливых, хулиганистых особей, с легкостью начинающих скандал, переходящий в драку. Бузотер.

Инесса – эффектная женщина и, чувствуется, личность. Такая в благоприятных условиях может вертеть государствами, из-за таких начинаются войны и гибнут герои. Их за всю историю человечества раз-два и обчелся. Хороша! Все при ней. Стать, характер, красота… Красота? Монах представил лицо Инессы: высокий лоб, упрямый нос, крупный рот, вскинутый подбородок… А как держится! Чувствуется сценическая выучка. Не скажешь, что красива, эффектна, пожалуй. Певица, сказал Доктор. Интересно было бы послушать. Они встретились взглядами, она дерзко уставилась… Ух! Глаз горит. Властна, капризна, ни с кем не считается… Жесткий норов, дорогу ей лучше не переходить. Но при том очень женственна… Что-то вспомнила – сразу слезки, настроение, бзики… Встала и ушла. А с другой стороны, все чуть ли не родные, приличия и официоз – минимальный, дружат, симпатизируют друг дружке, «безгалстучный» стиль общения. Захотела и ушла. Не в первый раз. Прав Доктор, все разные. Инесса однозначно царица бала. Бравый Полковник при ней вроде пажа, носит шлейф, ловит взгляды и постоянно ожидает доброго слова. Не тянет рядом с ней ни характером, хотя настоящий полковник, ни прытью, ни интеллектом. Доктор тянет, а Полковник не тянет.

Адвокат… Что-то в нем чувствуется… э-э-э… этакое. Монах затруднился с ярлыком, который можно было бы приклеить на Адвоката, хотя никогда не испытывал с этим никаких проблем. Тонкий хлипкий яйцеголовый очкарик… Таких и в музыкальной школе бьют. Словом, настоящий судейский крючкотвор. Ладно, пусть живет пока не объярлыченный, потом придумаем.

Мастер – интересный дядька, от сохи: практичный, рассудительный и самых честных правил. Не дурак. С жизненным опытом и устоями. Его ученикам повезло, такой доведет до ума, не бросит. Супруга Мастера… Супруга и супруга, и вспомнить нечего.

А вот красавица с пепельными волосами… Любаша! Хороша. Святая простота и целомудрие невежества. Доброта и участие. Такие идут в милосердные сестры или в монашки. Повезло мужику. Налоговик, кажется? Налоговик и есть. Лысый, голова большая, взгляд недоверчивый и цепкий, больше молчит, слушает… Мытарь. Не слушает, а впитывает… Мягко окорачивает разговорчивую супругу, но видно, что любит и понимает, какое ему досталось сокровище.

Жаль, что не было подруги разгильдяя Дениса, хотелось бы на нее взглянуть. Мелькнула небесным телом за калиткой и сгинула. Только локонами сверкнула. Модница! В шляпе, несмотря на вечернюю пору. Доктор сказал, что она и ее сестра Зина совершенно разные, хотя похожи внешне. Бывает даже с близнецами: копия друг друга, но один красавец, а другой урод. Выбрык и насмешка природы, не терпящей однообразия. Эта Зина… на первый взгляд никакая. Нарочито никакая: глаза опущены, голосок тихий, одета… никак. Такую не запомнишь. Не чувствует себя женщиной рядом с сестрой? Приняла и смирилась, что старше, некрасивая, никакая? Надо бы посмотреть на ту, другую. Жаль, жаль. Промелькнула и исчезла. Встреча с подругой… якобы. Инесса только хмыкнула. Дураку понятно, что не подруга. Подруга забежала бы на огонек, полюбопытствовала и покрасовалась в интересной компании, а то… ждет на перекрестке! Как-то не по-женски. А Денису, похоже, по барабану, свободный брак, говорит, и зубы скалит.

Монах сидел на веранде, любовался луной и время от времени отхлебывал из плоской серебряной фляжки коньяк – добирал, хотя чувствовал, что не надо бы, хватит. Так что, скорее, перебирал. Но была такая ночь, так светила луна, так пахли ночные цветы, и лягушки! Лягушки изнемогали! Они не квакали, нет, они изнемогали от страсти такого накала, что рука сама тянулась к фляжке. Компания еще сидела – до него доносились голоса и смех. Он с удовольствием рассматривал окна домика Инессы – там горел свет. Ему было видно, как она непрерывно ходит и что-то делает: перекладывает, убирает со стола, открывает буфет. Ему казалось, что он в театре, смотрит пьесу с одной актрисой. Жесты ее были выразительны, и ему оставалось только сожалеть о том, что лица было не рассмотреть.

Лягушки вдруг смолкли, как по команде. Стало свежее. Все так же светила луна; небо было таким, каким никогда не бывает небо в городе – оно напоминало черный бархатный камзол, усыпанный блестками. Именно, камзол. Монах представил себе испанского гранда в камзоле, усыпанном блестками… И с перьями на берете. Или на шляпе. С большими страусовыми перьями на… этой… Шляпе! Громадной как… как… Мысль ускользала и не давалась. Как колесо! Или мельничный жернов… Он понял, что пора на покой. Столько впечатлений, переезд, новые лица, треп, лягушки… Устал.

На дорожке появился Доктор, и Монах вздрогнул, не сразу его узнав. Тяжело опираясь на перила, Доктор поднялся на крыльцо и, не заметив Монаха, скрылся в доме. Видимо, тоже устал…

Монах посидел еще немного и уже собирался отправиться почивать, как вдруг заметил, что в соседнем домике погас свет. Спустя минуту-другую хлопнула дверь, он различил темный силуэт на крыльце и понял, что это Инесса. Она пересекла двор и пошла к калитке. Монах, как записной интриган, распираемый любопытством, спустился с веранды и, боясь упустить ее, поспешил вослед. Он услышал, как хлопнула калитка, и Инесса вышла на проселочную дорогу. Ему было видно, как она пересекла дорогу и, оглянувшись, нырнула в калитку соседского участка. Насколько он мог судить, это был участок Дениса. «Странное время для визитов, – подумал Монах. – Тем более там никого нет, дом пуст. Хозяева догуливают в гостях».