Фенби кивнул.

– Давайте оставим тех, кто мог бы быть, и поговорим о тех, кто действительно существует. К примеру, Холл…

– Нет, Харди, единственный местный. Здесь у всех фамилия Харди – и у того, кто вчера дернул сигнальную веревку, тоже, – и им дают прозвища. Садовника назвали Харди Холл, потому что он работал в Скотни-Энд-холле, то есть здесь, сколько люди помнят. Только позавчера викарий пытался уговорить мистера Каргейта взять младшим садовником Харди Шотландца. Думаю, они потому и поссорились.

– Прошу вас, мисс Нокс Форстер, давайте по порядку. Сначала работники.

– Извините, обычно я более собранна. Значит, работники. Я – секретарь, домоправительница, курьер. Рейкс – дворецкий. Кухарка, миссис Перриман, и еще одна служанка – при кухне. Я вам составлю список. Снаружи только Харди Холл. Я служу у мистера Каргейта с самого его приезда в усадьбу. Если точно – с девятого апреля прошлого года; Рейкс – дольше. Ну, он сам расскажет. Остальные – новички.

– Спасибо. А чем занимался мистер Каргейт?

– Операциями на фондовой бирже. Коллекционировал все подряд, кое-что перепродавал. Позавчера приезжал торговец марками – вот марки он коллекционировал, продавал очень редко. Я управляла домом, разбирала корреспонденцию и готовила факты и цифры – для его транзакций на бирже.

– Тут все ясно. Давайте вернемся чуть назад. Вы сказали, что я должен был заметить табакерку на полу. Но вы же наверняка помните, что доктор Гардинер позаботился о ней еще до моего прибытия. Разумеется, он рассказал нам о ней, так что ни золото, ни изумруды не пропали. – Фенби улыбнулся, отметая вероятность того, что доктор мог украсть табакерку. Улыбка помогла ему задать следующий вопрос как бы вскользь: – Странная привычка – нюхать табак, верно?

– Странная, но люди нюхают. – Джоан Нокс Форстер тоже позволила себе улыбнуться.

– А где он покупал табак? В деревне?

– Господи, конечно, нет. Он ничего не покупал здесь – за это-то его и не любили. Он получал табак в фирме на Пикадилли. – Она назвала фирму.

– По почте?

– Да. Последняя партия пришла в среду, Каргейт открыл ее в четверг утром. Я это знаю, потому что когда вошла в библиотеку без четверти десять – как обычно – забрать письма и получить распоряжения, он ругал Рейкса за то, что табакерка внутри грязная. Он велел вычистить ее, а когда Рейкс принес ее обратно, открыл пачку и наполнил табакерку.

– Значит, просыпанный вчера в вагоне табак только что поступил от производителя, и пачка была открыта в 9.45 в четверг? Вы уверены?

– Уверена. Но послушайте, откуда такой интерес?

Фенби не успел ответить, как женщина продолжила:

– Боюсь, за этим что-то кроется. Я наемный работник, а не хозяйка, и все же, пока не приедет мистер Лей, я более-менее за все тут отвечаю. Ни в коем случае не хочу чинить препятствий, но думаю, мне следует узнать немного больше, прежде чем вы начнете опрашивать людей. Начнутся разговоры… Конечно, мистер Лей не такой человек, чтобы отчитывать меня без оснований, и все равно…

– Прекрасно вас понимаю и от души сочувствую, однако позвольте заверить, что вас не в чем упрекнуть. Наверное, мне нужно чуть больше вам открыться.

– Хорошо бы. Кроме того, – добавила она, видя, что Фенби колеблется, – я приучена к сдержанности.

– Ну что ж, ладно. Я-то уверен, что расследование окажется излишней предосторожностью с нашей стороны, но мистер Каргейт действительно скончался скоропостижно, так что мы должны провести следствие. И первое, на что мы обращаем внимание, это табакерка. Нюхать табак, как вы сами признали, привычка необычная. Более того, покойный скончался именно в тот момент, когда нюхал табак. Хотя нет оснований ожидать какой-либо связи между этими событиями, мы обязаны убедиться в случайном совпадении. Кроме того, все подобные факты тщательно учитываются в Министерстве внутренних дел; иногда из статистики неожиданно выходит, что какое-то вещество – например, табак – представляет опасность, и тогда вводятся ограничения.

– Министерство внутренних дел обожает мелочные заботливые ограничения, – согласилась, довольно резко, мисс Нокс Форстер.

– Это уж точно, – подхватил Фенби. Пусть он поддержал клевету на Министерство внутренних дел – совершенно необоснованную, разумеется, – главное, чтобы в Скотни-Энд-холле его расспросы принимали не иначе как скучную рутину; и Фенби разумно полагал, что если внушит такую точку зрения Джоан Нокс Форстер, то наполовину выиграет битву. И еще ему очень не хотелось раскрывать информацию тем, кого она не касается. Выражение «неведение – благо» Фенби считал одной из немногих поговорок, близких к истине.

Поэтому он продолжал разливаться соловьем, забыв о своем «желании» довериться Джоан Нокс Форстер.

– Нам тоже не по себе от всяческих регуляций. Но вернемся к нынешнему делу; ваша информация будет очень полезна, потому что, как сразу видно, она сокращает период времени, который требуется исследовать. Нас не интересует, кто чем занимался до 9.45 утра четверга.

– Или после того, как мистер Каргейт поехал на станцию. Судя по вашему последнему замечанию, вас интересует, что делал каждый каждую минуту в четверг?

– Ну, разумеется! Я ведь так и сказал. – Фенби удивленно распахнул глаза, надеясь, что выкрутился. По широкой улыбке на лице мисс Нокс Форстер он понял, что надежды рухнули. Прав был доктор Гардинер: обвести вокруг пальца эту с вида простушку было непросто.

– Не подумайте, что я пытаюсь вам помешать, – сказала она. – Что касается меня, то говорите напрямик, и я постараюсь помочь, только прошу вас, не считайте меня умственно отсталой. Ни на минуту не поверю, что вы затеяли бы всю эту кутерьму, если бы не нашли чего-то подозрительного; и ясно, что это связано с табаком.

– Как мы можем судить о табаке, если вагон, где он оставался, тщательно помыли вчера – из-за беспросветной тупости работников железнодорожной компании? – Если уж врешь, так ври без оглядки, подумал Фенби. Гардинеру легко предлагать войти с этой женщиной в союз; сам Фенби предпочитал не заключать союзы с гражданскими лицами.

Мисс Нокс Форстер словно и не удивилась последнему замечанию и даже признала его правоту.

– Только работники железнодорожной компании ни при чем. Доктор Гардинер сам сказал им, что вагон можно мыть. Я была там в этот момент и могла бы его остановить, так что можете винить и меня тоже; мне и в голову не пришло, что это важно.

– Жаль. – Фенби рассчитывал, что отвлекающий маневр сработал и теперь можно выяснять, где кто находился поминутно, не боясь, что эти расспросы сочтут необычными.

– Впрочем, если нет никаких данных, что с табаком что-то не так, то все становится еще непонятнее.

– Честно говоря, – Фенби, как и многие люди, часто произносил эту фразу, перед тем как выдать чудовищную ложь, – мистер Каргейт сам купил яд в Грейт-Барвике – это и смущает коронера. Уже вроде бы шли разговоры, что сельские аптекари из рук вон плохо заполняют журналы регистрации…