– Сейчас подумаю. Я была в холле, когда мистер Каргейт вышел. Потом отправилась принести с клумбы еще одну розу. – Она показала на лужайку перед окном библиотеки, где невысокие кусты темно-малиновых роз доблестно цеплялись за тяжелую глинистую почву. – Пришлось поискать то, что мне было нужно – несколько роз я уже здесь срезала, и не хотелось портить вид клумбы. Это заняло минуту или полторы. Рейкс был в столовой, когда я выходила. Когда я вернулась, он как раз был в дверях. – Она указала в глубь холла и добавила, что раз дворецкий, видимо, проходил по холлу, то время, когда кто-то мог незамеченным проникнуть в библиотеку, еще меньше. – Потом я закончила с этой вазой – правда, малиновые хорошо смотрятся на фоне панелей? – и пошла проверить, как там цветы в гостиной. Засохших не было, так что я вернулась, как раз когда вошел мистер Каргейт.

– Понятно. – Фенби оглядел большой холл. Дверь в столовую была по правую руку – если смотреть от входа, а напротив – дверь в библиотеку. За библиотекой находилась дверь в гостиную; напротив нее холл расширялся и открывал проход к лестнице со старыми дубовыми перилами и к небольшой комнате позади столовой – мисс Нокс Форстер пояснила, что это ее комната, где она отдыхает и работает. Стол, на котором стояла ваза с цветами, находился в центре широкой части холла.

Фенби подошел к длинному раздвижному столу. Стоя рядом с ним со стороны гостиной, можно было видеть сразу двери и библиотеки, и столовой; стоящему у дальнего конца стола угол стены загораживал почти всю дверь библиотеки. И все равно, человека, выходящего из библиотеки, было бы видно – если только не нырнуть с головой в розовый букет. Что касается двери в кухню, она располагалась напротив входной, так что ее было видно из любой точки холла.

– Не похоже, – сказал Фенби, – что кто-то мог бы пройти в библиотеку так, чтобы вы не заметили.

– Да, пока я была тут.

– А мог кто-нибудь войти, чтобы его не заметил Рейкс из столовой?

– Наверное, но давайте посмотрим.

Фенби вошел в столовую и сразу понял, что мисс Нокс Форстер права. Дверь действительно была напротив двери в библиотеку, однако располагалась в углу комнаты, так что Рейкс, обходя вокруг стола, мог видеть только часть холла у гостиной, но не мог заглянуть в библиотеку, пока не подойдет от стола к двери.

Жужжание привлекло Фенби к окну: судя по количеству насекомых, не все осиные гнезда вокруг усадьбы были уничтожены.

– А что же вы хотите? – Мисс Нокс Форстер прочла мысли инспектора. – Стена сада тянется от моего окна на юг, как видите. А персики и абрикосы только собираются созревать. И соответственно, несмотря на наши предосторожности, все осы графства слетаются отведать плодов. Осы – сущее проклятье, но в жизни нет совершенства.

– Верно, – согласился Фенби, с удовольствием любуясь через окно аккуратной клумбой желтых и белых роз и сбоку – такой же малиновых; ее можно было увидеть, только высунувшись из окна. – Хорошо, – произнес он, словно очнувшись. – На этот короткий период не рассматриваем никого, кроме вас и Рейкса – не считая полутора минут, когда вы ходили за розой, и короткого отрезка, что вы были в гостиной.

– Это тоже, пожалуй, минута-полторы. И в первом случае я могла бы увидеть человека через окно; Рейкс, как понятно, меня видеть не мог.

– Вряд ли.

– Хотя мог слышать. – Джоан Нокс Форстер вдруг рассмеялась. – Мистер Фенби, неужели вы хотите, чтобы я поверила, будто это обычное расследование? Такие меры принимаются всегда?

– Пожалуй, нет. Тем не менее таков мой долг. Похоже, мы полностью разобрались с этими минутами. Вы видели, как вернулся мистер Каргейт?

– Да; он сказал, что мне нужно допечатать письма, и я работала до полудня, когда он меня вызвал. У него было заведено с двенадцати до часу гулять по саду, если погода хорошая, но он еще не закончил с письмами. Мы решили совместить, и мистер Каргейт диктовал мне под вязами. Настроение у него испортилось – отчасти потому, что он не был согласен с тем, что услышал от мистера Йокельтона, отчасти потому, что попытался объяснить Харди Холлу, что делать с осиным гнездом, а тот его… отбрил. Мистер Каргейт всегда полагал, что знает обо всем лучше других. Бывало, накатит на него настроение похозяйничать, и он становился совершенно невыносим, так что я поспешила вывести его из дома и усадить под деревьями; там мы и оставались до обеда.

– То есть кто-то мог в этот час войти в библиотеку.

– Из тех, кто был дома, – да; снаружи – вряд ли. Входную дверь я не видела, зато видела сад перед домом и почти всю дорожку.

– Вы вернулись в дом обедать в час?

– Да. Мистер Каргейт сказал, что голоден, и мы сразу пошли внутрь. Я рассердилась, потому что он не помыл руки. Я всегда борюсь за чистоту, хотя и не слишком переживаю из-за внешнего вида.

– Вы обедали вместе?

– Да.

– В это время дверь была закрыта, и вы не видели библиотеку?

– Совершенно верно.

– Значит с двенадцати до… когда там?.. вы ничего сказать мне не можете?

– Обед закончился примерно в 13.30. Да, про это время ничего сказать не могу. Только про саму себя.

– А после обеда?

– Мистер Каргейт вернулся в библиотеку и, думаю, оставался там – только выходил за коллекцией марок – до того, как начали пить чай. Пузырек, который вас интересует, он отдал Харди Холлу примерно в пять.

– Откуда вы знаете?

– Потому что Харди подошел к окну моей комнаты и попросил помочь. Он хотел забрать пузырек и уйти, чтобы мистер Каргейт его не заметил, и ждал, что я соглашусь таскать для него каштаны из огня, а я отказалась. День и без того выдался бурный. И Харди топтался на лужайке, пока мистер Каргейт не соизволил обратить на него внимание. Это произошло не сразу – по-моему, он еще сердился на Харди за утреннюю грубость. Он даже под конец выразился, что если Харди искусают разъяренные осы, то так ему и надо, раз не слушает полезных советов.

Фенби по наитию, которое впоследствии подтвердилось, решил не беспокоиться о том, что случилось в тот день потом. Он заговорил совершенно о другом.

– Вы, как я понял, сказали доктору Гардинеру, что знаете кое-что о завещании?

– Да. Между прочим, с точки зрения государства хорошо, что мистер Каргейт умер.

– Пожалуй… – осторожно произнес Фенби. – Мистер Лей рассказывал что-то. Но я понял так, что мистер Каргейт руководствовался не пользой для государства.

– Уж точно нет. Вы бы послушали его рассуждения про экономику! Он постоянно выдавал совершенно удивительные парадоксы, с которыми я, неглупая женщина умеренно левых взглядов и безоговорочная противница войны, была совершенно не согласна. Например, повторял, что больше всего давит на бедных именно добавочный подоходный налог.

– Почему? Они же его не платят.

– Нет, но то, что его должны платить богатые, лишает бедных работы или достойной зарплаты, так он говорил. Тут можно возразить, что я, например, не слышала, чтобы зарплаты были выше до введения этого налога. Еще мистер Каргейт утверждал, что пока вы не сделаете богатых не просто богатыми, а отвратительно богатыми, нельзя надеяться, что бедные получат что-то кроме нищеты. Я однажды спросила, почему, и он ответил: «Потому что мы все паразиты – так или иначе. Я больше; вы – меньше». Должна сказать, не самое учтивое замечание.