От Вадима тогда ушла Даша (осень – весна, биохимик – лисичка). Все это время после приезда из Турции он перебивался случайными заработками: фотографировал праздных людей на Арбате, продавал сигареты в переходе, сторожил чью-то дачу под Балашихой. Его последнее место работы, видимо, и доконало лисичку. По ее мнению, Ларчиков опустился на самое дно. И ее потащил за собой, а ведь она уже там была. А ведь они так не договаривались. Ведь они мечтали уехать в Турцию, пусть тоже сторожить дачу. Пусть. Но – дачу Касыма! Уходя к Димке (фактически – в соседнюю комнату), она так все и объяснила: мол, ты не выполнил обещание.

– Какое обещание? – спросил Ларчиков.

– Насчет Касыма.

– Ты думаешь, Димка увезет тебя в Турцию? – усмехнулся Вадим.

– В Турцию нет. Но он собирается эмигрировать в Германию, – гордо заявила Дашка.

Довольно долгое время, пробуждаясь от запоев, Димка упорно взращивал на Дашкиной груди эту мечту о переезде к немецким коллегам по концептуальному искусству. Да, там знали его журнал «Темные люди», слышали о выставках, проводимых «герром Курляндцевым». И однажды даже пригласили его прочитать лекцию в Мюнхенском университете. В Шереметьеве товарища провожал весь околоконцептуальный бомонд.

Курляндцев прилетел в Мюнхен после обеда. И прямо в аэропорту раздавил со встречающими его местными искусствоведами бутылку виски, купленную в Duty free. Собственно, пил он один – фрицы смотрели. Далее события развивались стремительно. «Герр Курляндцев» локтем выбил стекло в машине, открыл дверцу и выскочил на площадь перед ратушей. Помочившись в городской фонтан, он попытался закадрить одну почтенную бюргершу, мать пятерых детей, а затем набил морду русскому шарманщику, игравшему на своем музыкальном комбайне еврейские мелодии. С криками «Жиды проклятые! Продали великую Германию!» Дмитрий Курляндцев был препровожден в полицейский участок, откуда его в состоянии комы спешно увезли в наркологическую лечебницу. На деньги немецких коллег издатель «Темных людей» пробыл в дорогущей клинике больше недели.

Все это Ларчиков узнал от приятеля Курляндцева, Глеба. Тот в свою очередь получил письмецо из Мюнхена со всеми этими пикантными подробностями. И кстати говоря, Глеб заходил к ним в гости за день-другой до того, как Даша появилась в квартире звезды-сутенерши Казанцевой. «Да ведь он, гад, проболтался ей о письме! – осенило Вадима. – Он же давно глаз на лисичку положил. И раскололся, Штирлиц, мудозвон! Так вот оно что! Рухнула „великая немецкая мечта“! И Дашенька с отчаяния пришла ко мне: возьми, мол, обратно. А я ее послал. Тут еще Димка чуть не сиганул в окно. И она решила ехать куда угодно. Хоть проституткой в Израиль!..»

Ларчиков устало сдавил переносицу. Отвинтил флягу, сделал затяжной глоток. Зазвонил мобильник. Это была она, рыжая бестия. «Нахожусь у Димки в больнице, разрешили переночевать в женской палате». Пропустив ее слова мимо ушей, он хотел сказать в ответ что-нибудь нежное типа «Солнце мое, ну как же я уеду без тебя? Разве я могу бросить мою лисичку на съедение алкашу и этой старой своднице Казанцевой? Ты ведь пропадешь без меня. Да и я пропаду». Но вовремя вспомнил, что Дашка ничего о его позорном желании сбежать в Краснодар не знает.

– Угу, – бросил в трубку. – Димке большой привет.

…Даша щелкнула замком и на цыпочках проскользнула в ванную. Она растянулась на льду перед самым домом, руки были в грязи. Из гостиной донесся отборный храп Фрусмана. Захихикала и тут же умолкла, заметив в зеркале напряженное лицо Вадима.

– Ну, привет, – сказал он осипшим утренним голосом.

– Привет.

– Как Димка?

– Нормально. Но еще немножко полежит.

Обернулась. Ее растрепанные волосы переплелись, запутались, вода с мокрых запястий стекала в рукава кофточки.

– Я все понял с Израилем, – проговорил Ларчиков, подавая лисичке полотенце. – Не надо ничего объяснять. Пойдем ко мне пить вино. У меня есть турецкое, «Дикман», помнишь?

– Откуда? – просияла Дашенька.

– С дачи Касыма. Прислали нарочным.

– Но ведь еще так рано… Как прислали?

– Долго объяснять.

В воскресный полдень, без всякой рекламы, позвонил первый клиент. Фрусману на мобильный. Лева стал испуганно выяснять, кто дал телефон. Оказалось, Полянский, звонившая старуха была у него на депутатском приеме. Вечером она улепетывала домой на Урал и просила о срочной встрече. Фрусман, не посоветовавшись, нагло пригласил ее в квартиру на Бронную. Сонный и слегка пьяный Ларчиков отреагировал на это с ленцой:

– Давай только потише. Дашку не разбуди.

– Вернулась?

– Кажется, да.

Старуху звали Ангелиной Аркадьевной. Была она гренадерского роста, с острыми плечами-погонами и выправкой комроты почетного караула. Первое впечатление оказалось и по сути верным: как выяснилось, Ангелина Аркадьевна всю жизнь прослужила связисткой в Генштабе. Рукопожатие ее, впрочем, было мягким. Как и голос – голос незнакомки в телефонной трубке.

Вадим проводил гостью на кухню. Фрусман, раскачиваясь, по-иудейски молился с одухотворенным лицом. В его глазах мерцала влага, похожая на слезы. Молча он встал, обнял старуху и трижды поцеловал ее в сухие, обветренные щеки. Ангелина Аркадьевна была слегка ошарашена.

Затем Фрусман начал цитировать уже знакомое Ларчикову «Житие и хождение Даниила» – все тем же хорошо поставленным мелодраматическим голосом:

– «…Я пробыл шестнадцать месяцев в лавре Святого Саввы и много ходил и увидел святые места. Невозможно без доброго проводника и переводчика познать и осмотреть всех святых мест. Хотя и был ограничен в средствах, но щедро одарял проводников, чтобы они добросовестно показывали святые места…»

На этой фразе Лева закончил и многозначительно посмотрел на Ангелину Аркадьевну. «Хитер! – восхищенно подумал Ларчиков. – Ведь выбрал же нужный отрывок: „…щедро одарял проводников“!»

Старуха стояла в изумлении. Когда Лева смолк, она вдруг отвернулась к холодильнику, задрала тяжелую юбку и достала скрученные в трубочку деньги. Протянула Фрусману:

– Похоронные.

Тот недоуменно переспросил:

– Какие похоронные?

– Копила на случай смерти, – отчеканила Ангелина Аркадьевна. – Хочу умереть на Святой земле. Все-таки поближе к Богу…

– Ё-мое! – воскликнул Лева. – У нас не похоронное бюро. Мы организуем паломничество по святым местам.

– Посмотрю места, – кивнула старуха, – а там где-нибудь и умру. Я человек военный.

– Нет, вы знаете, – нахмурился Фрусман, – трупы нам не нужны… Э-э-э… я хотел сказать, поездка планируется только через год. Если вам нужно срочно, вы путевку купите в Израиль. Чуть дороже, зато быстро и надежно.

– А я умирать не тороплюсь. Я могу и год подождать.

Лева промокнул пот со лба: