— А, то есть, если что-то случится, я узнаю об этом первым, — Эрик нервно усмехнулся. — Или вы настолько меня боитесь, что хотите держать меня на виду?

— Вперед, — приказал ему Дмитрий, и парень первым шагнул в тоннель. Здесь было заметно прохладнее, отчего по его коже побежали мурашки. Альберт и Дима направились следом за ним.

— Не бережете вы, русские, электричество, — заметил Фостер, когда дверь за ними закрылась. — Мы все трое прекрасно видим в темноте, зачем для нас свет зажигать?

На его вопрос никто не ответил даже тогда, когда Эрик обернулся и посмотрел на своих спутников. Оба выглядели мрачными и встревоженными. Болтливость Фостера их только раздражала. Дмитрий уже подумал о том, чтобы внушить ему заткнуться, как Эрик вновь спросил:

— Они не знают, что вы — «полукровки», да? Умно. Я бы тоже предпочел молчать до последнего.

— Вот и молчи, — наконец не выдержал Альберт.

— Когда я нервничаю, мне проще разговаривать. Это отвлекает.

— Неужто легендарный Призрак может нервничать? — язвительно поинтересовался врач.

— Легендарный — это не значит «идиот». Разумеется, мне страшно так же, как и вам. Ты — «энергетик», так что должен это чувствовать.

— Больше мне делать нечего, как прислушиваться к твоим эмоциям…

— А чем еще занимаются «энергетики»? Только прислушиваются к чужим эмоциям и ищут предметы. Ах да, еще ноют. Самая ноющая разновидность полукровок. Я бы даже переименовал их в «нытиков». Вечно они что-то чувствуют, вечно у них там что-то трепещет… Вся боль мира, все страдания, весь тлен кружится вокруг них, как мухи вокруг помойки. Лесков, как вы с ним еще не повесились?

— Дим, я люблю всех божьих тварей, но эту нужно непременно прибить, — сквозь зубы процедил Альберт.

— Фостер, еще слово, и вы до конца этого тоннеля будете считать себя улиткой! — не выдержал Лесков.

Казалось, эти слова все же произвели нужный эффект. То ли Эрик не захотел еще больше раздражать своего нового начальника, то ли побоялся, что ему действительно придется всю эту дорогу ползти по холодному полу, но он все же умолк.

Фостер заговорил снова лишь тогда, когда они наконец добрались до конца тоннеля, и перед ними возникла тяжелая металлическая дверь с сенсорной панелью. И в этот миг голос наемника прозвучал без тени иронии, а взгляд сделался острым, словно игла.

— Если всё пройдет гладко, я управлюсь за пятнадцать минут, — произнес он.

— Значит, и мы должны, — еле слышно отозвался Лесков.

Затем Дмитрий приблизился к Фостеру и снял с него наручники. Ощущение было таким, словно он высвободил из капкана дикого зверя, и теперь этот самый зверь мог наброситься на него в любую секунду. Однако, к его удивлению, Эрик не сделал ни одного резкого движения, даже не пошевелился. Он чувствовал на себе настороженный взгляд Альберта, но сейчас наемник не собирался на них нападать. Сейчас ему нужно было завоевать доверие Барона, и он знал, как это сделать.

Раздался тихий щелчок, и огромная стальная дверь толщиной в шесть дюймов медленно начала отворяться. Едва различимое пение механизма всколыхнуло тишину, проникая под кожу и заставляя сердца троих полукровок забиться быстрее. Пахнуло теплом, на фоне которого сырая прохлада тоннеля показалась особенно ощутимой. А затем желтый свет влился в яркое освещение заброшенной станции.

Адмиралтейская словно протягивала им навстречу руки, желая обнять своих вернувшихся детей. Вот только ее прежде красивое лицо теперь было изуродовано и перепачкано кровью, а к теплому дыханию примешивалось зловоние разложения. Лесков первым не выдержал и прижал ладонь к губам, чувствуя, что его начинает тошнить.

— Что, Барон, не нравится, как благоухает прекрасный новый мир? — услышал он тихий насмешливый голос Фостера. — Теперь так пахнет повсюду.

— Делай то, что тебе сказано, — еле слышно отозвался Лесков, а затем обернулся на Альберта. Тот, бледный, как полотно, прижался к стене и изо всех сил пытался абстрагироваться от энергетики мертвой станции. Она обрушилась на него, пронзая насквозь каждую клеточку его тела, и Вайнштейн с трудом сдерживался, чтобы не броситься прочь. Он разом ощутил всю боль, которую испытывали жертвы «костяных», весь их страх, всё отчаяние брошенных здесь на погибель.

— Дерьмовый же у вас помощничек, — произнес Эрик, проследив за взглядом Дмитрия. — Говорил же, от «энергетика» не будет проку. С тем же успехом вы могли взять с собой годовалого ребенка.

— Это уже моя забота. Отправляйтесь в лабораторию, — глаза Лескова угрожающе окрасились медным, и Фостер, ухмыльнувшись, исчез.

Несколько секунд Дмитрий недоверчиво вглядывался в то место, где только что находился наемник, после чего приблизился к Альберту и коснулся рукой его плеча.

— Эй, приди в себя, — мягко произнес он, пытаясь хоть немного отрезвить своего друга.

Вайнштейн вздрогнул от неожиданности и затравленно посмотрел на Дмитрия. А затем, словно утопающий, до боли вцепился в его руку, пытаясь переключиться на энергетику единственного находящегося рядом с ним живого человека. Энергетику Эрика он уже не ощущал.

— Альберт, либо ты сейчас же возьмешь себя в руки, либо мы все провалим, — в тот же миг Дмитрий не выдержал и бесцеремонно тряхнул своего перепуганного друга за плечи.

Взгляд Вайнштейна сделался осмысленным.

— Проклятье, — вырвалось у него. — Извини, я сам ненавижу это состояние.

Сейчас мужчина даже позавидовал Лескову, что тот не чувствует того, что сейчас испытывал он. Легко сказать «приди в себя», когда ты не знаешь, каково это — продираться через мертвую энергетику. Примерно так же Альберт чувствовал себя и в Освенциме, когда приехал туда на экскурсию со своими друзьями. Несмотря на прошедшее время, энергетика концентрационного лагеря была настолько жуткой, что молодой Вайнштейн попросту отключился. Он потерял сознание прямо у ворот, после чего его друзья еще долгое время подшучивали над ним.

— Ты можешь сосредоточиться? — Лесков все еще боялся, что их план висит на волоске. Он никак не ожидал, что Вайнштейн воспримет постороннюю энергетику настолько остро. Он же врач, поэтому должен был привыкнуть. Однако Дмитрий не понимал, что к такому нельзя привыкнуть.

Наконец Вайнштейн тряхнул головой и с облегчением произнес:

— Этих тварей вроде нет рядом. Попробуем идти? Я вроде в норме.

— Мне не нравится это «вроде», — с досадой отозвался Дмитрий. — Где ты чувствуешь ближайших к нам «костяных»?

— На главной площади в жилом отсеке. Их там больше всего… И в госпитале.

Там, куда пошел Фостер.

— А что насчет здания совета?

— Рядом двое или трое… Я не уверен.

— Проведешь нас туда?

— Да… Попробую.