— Уф-ф. — Согнувшись пополам, Ха На дожидалась, пока перестанет колоть в боку. — Знаешь, я хотела тебя попросить…

Сон ён изобразил на лице вежливый интерес.

— Попросить? Ты?! Очень непривычно!

Вот Ёмна[33] побери его вечную ядовитую манеру разговора! Но Ха На заискивающе заулыбалась, словно шутка была невесть как хороша.

— Да, попросить… господин. Не можешь узнать побольше о чиновничьем госте? Уж и не знаю, идти ли к нему работать? Слишком много он что-то обещает, уже все в деревне передрались, чтобы только к нему в ныряльщицы попасть. Может, обманывает?

— Чего вас обманывать? — удивился янбан. — Вы же ноби! Прикажут — и пойдете, как миленькие!

Девушка сдержала улыбку. Много ты знаешь, умник столичный! Пойти-то пойдем, да вот как работать будем? У нас на все объяснение найдется: то непогода, то течение свернуло с извечного пути, то у лодок днище прохудилось, то неурожай на подводной делянке… Сказала наставительно:

— Все одно надо знать, что он за человек, чтоб приноровиться. Вон и молодой господин тоже беспокоится…

Ляпнула и тут же пожалела: янбан глянул косо. Стряхнул ее ладонь, словно мерзкое насекомое, невесть как попавшее на рукав драгоценного королевского одеяния.

— Еще чего не хватало: успокаивать чиновничьего сыночка! Может, мне еще и колыбельную заодно спеть, чтобы ему спалось покрепче, а?

Развернулся круто. Спина струной; одежду треплет ветер, словно и впрямь крылья выросли. Крылья, стремительно уносящие его прочь. Ха На раздраженно и беспомощно всплеснула руками. Ну не умеет она общаться с янбанами! Все пытается по-свойски, по-людски поговорить-договориться. Ни хитрости, ни почтительности, ни словечка вкрадчивого. Верно ее бабушка называет: башка пустая! Ха На грустно постучала себя по голове, прислушалась к звуку, вздохнула и отправилась домой.

* * *

Вопреки собственной воле и будто по велению обеих хэнё с приезжим он все-таки познакомился.

Торговец из лавки тканей на здешнем рынке (на взгляд Сон Ёна, весьма убогой) остановил его, непрерывно кланяясь, здороваясь и извиняясь. Слегка польщенный и удивленный неожиданным вниманием — местные хоть и приветствовали его и обязательно горячо обсуждали за спиной, но ни общаться, ни торговать с ним не стремились, — молодой человек остановился и молча кивнул. Но еще несколько долгих минут не мог уяснить, чего от него хотят. Не ради же покупки остановили, все знают, что денег у ссыльных нет. А разобравшись, даже растерялся, не зная, что ответить на такое неожиданное предложение. Вернее, «нижайшую покорнейшую просьбу».

А просил торговец письмо написать: сам грамоту разумеет мало, а уж о том, чтобы правильно и красиво вывести иероглифы, с его-то кривыми руками и речи быть не может! Сон Ён глянул на узловатые пальцы мужчины и согласился — да, немыслимо.

С одной стороны, непочетно, даже постыдно дворянину выполнять работу наемного писца. С другой — и малый кусок в доме не лишний. Да и кое-какой опыт черной работы у него теперь имеется: недавно Мин Хва слегла с больной спиной, и ему пришлось (в сумерках, украдкой, чтобы никто не видел, чуть ли не ползком) трудиться на огороде. Он очень надеялся, что три вечера его усилий не нанесут огороду, а значит, и будущему их пропитанию слишком большого урона. Во всяком случае, служанка ничего подобного не говорила, а он ее предусмотрительно о том не спрашивал.

Так что можно сказать — оскоромился уже…

Да и вообще — это нечто новое в его вязком и скучном существовании на острове. Давненько он не держал в руках кисточки, а ведь когда-то с высочайшей оценкой сдал экзамен по каллиграфии! Сон Ён ощутил явственный нетерпеливый зуд в пальцах и степенно кивнул:

— Согласен.

С поклонами и извинениями, однако очень шустро лавочник завел его под навес. Усадил на циновку перед — Сон Ён поднял брови в удивлении — столиком для чтения. Молодой человек с ходу забраковал несколько поднесенных кисточек, но, поняв, что лучшего все равно не видать, с обреченным вздохом разгладил листы рисовой бумаги: не на такой он привык писать, совсем не на такой! Хозяйский сынок, усаженный растирать чернила, больше таращился на ссыльного, чем работал. Сон Ён даже заподозрил, что выполняет сейчас двойную функцию — писца и ярмарочного комедианта. Не следует ли тогда ему и двойная оплата? Откашлявшись, велел:

— Итак, для начала изложи свое послание вслух…

Они закончили через пару часов. Новоиспеченный писец зачел текст лавочнику, потом еще раз про себя, придирчиво проверяя возможные описки и огрехи. Потом засыпал песком, подождал, пока просохнет, аккуратно стряхнул и выложил бумаги на стол.

— Вот твое письмо, — сказал небрежно.

Переждал очередной приступ поклонов и благодарностей, покосился на положенный рядом сверток — негоже самому таскаться с поклажей, потом пришлет за «благодарностью» слугу. Нехотя согласился отведать «скромного угощения»: ячменный отвар и тток, пока хозяин бодрой рысью припустил на почтовую станцию — не остановится вовремя, самолично и доставит письмо в столицу провинции…

Сон Ён отослал любопытного мальчишку (тот удалился беспрекословно, но все равно подсматривал из-за угла) и наконец-то с наслаждением переменил позу. Негоже янбану гнуть спину перед простолюдином. Во всех смыслах.

И негоже простолюдину видеть, как жадно янбан заглатывает его немудреное угощение.

Как и не простолюдину, впрочем.

Сон Ён опустошил уже все тарелки и цедил безвкусный отвар, когда услышал за спиной очень звучный, какой-то… густой голос:

— Редко выпадает счастье увидеть столь искусную каллиграфию!

Молодой человек вздрогнул, чуть не пролив напиток. Резко обернулся и почувствовал, как вспыхнули щеки от стыда быть застигнутым за столь неподобающим занятием — наемным трудом в убогой лавке.

Уж не колдуньи ли эти его хэнё? Стоило им высказать просьбу — и загадочный незнакомец, внесший смятение в местные души и умы, тут как тут! Может, предложить им пожелать скорейшего оправдания министру?

— Где же вы обучались каллиграфии? Судя по стилю и высокому искусству… уж не в самой ли Поднебесной?

Сон Ён сделал неспешный глоток и обронил, скучающим взглядом окидывая ярмарочную толчею:

— А если и так?

Краем глаза увидел, как взметнулись яркие одежды незнакомца; ноздри дрогнули, ощутив тяжелый аромат масел, мускуса и чего-то похожего на запах раскаленного песка. Мужчина опустился рядом, склонил голову — в тугом узле непокрытых волос красным рубином сверкнула драгоценная шпилька.

— Боюсь, я был неучтив. Разрешите представиться: Лян Ро Иль.

Поклон равного равному, спасибо и на том. Мог бы не кланяться и не разговаривать с преступником так вежливо. Да и вообще не разговаривать.