— Даже тебя? А ты, слушай, если у тебя эта программа работает, это значит, что и ты можешь теперь начать любить кого-то другого? Меня, к примеру.

— Тебя бы я любить не стала, — тут же ответила она, и самое неприятное, что сказала она это спокойно и обдуманно, без тени кокетства, а как о чем-то само собой подразумевающемся.

— Это почему? — я был задет до глубины души. Все мужское во мне протестовало. Меня-то как раз очень можно полюбить. — Чем я не хорош? Недостаточно красив? Недостаточно высок? Недостаточно образован? В чем моя проблема?

— Да разве в этом дело?

— А в чем? — я злился. Да что она понимает! Да меня в день по три девушки готовы любить! Я достал из бара бутылку коньяку. Будем пить коньяк, такие разговоры можно вести только под него. Да и лимон с сыром сойдут на закуску. Ей — лимон, мне — сыр. Пусть скиснет!

— Разве дело в росте или весе, или в цвете глаз?

— А что, ты всерьез веришь, что внешность не имеет никакого значения? Вот тут, извини, не соглашусь. Мне, к примеру, очень важно, как выглядит человек. Вот ты — наивная, но красивая девочка. И я уверен, что Петр твой именно поэтому с тобой и был, потому что у тебя такие странные глаза, из-за твоих сумасшедших рыжих волос. Наверняка ему это нравилось. И что? Это плохо?

— Это неважно. Мы все равно живем и тянемся друг к другу сердцами, а не волосами или ногами.

— Чушь! Все это — один большой рынок товаров и услуг. И любовь тоже имеет свою полку. Именно к ногам и волосам мы и тянемся.

— Ты правда так думаешь? — спросила она, глядя на меня с изумлением. Я протянул ей бокал.

— Чин-чин! А что, разве не так? Мужчины хотят женщин, потом хотят детей, они готовы обеспечивать женщинам их существование. Женщины готовы продаваться наиболее сильному мужчине. Все остальное — вариации. Нет, я не говорю, что нет физического притяжения, что нет привязанностей. И все же… все мы прежде всего животные. Расчетливые и хищные.

— Господи, какой ужас. И ты во все это веришь?

— Только не надо мне говорить, что тебе меня жаль, — я вредничал, потому что ее «тебя бы я не полюбила» меня задело, сильно задело. — Что я так никогда не узнаю, что такое настоящая любовь, и буду вечно одинок и несчастен. Все это — глупости. У меня нет семьи, и, если честно, не могу сказать, чтоб я ее хотел.

— Да? — вытаращилась на меня Ирина. — А разве можно не хотеть семьи?

— Можно. Есть и другие интересы в жизни. Карьера, друзья, путешествия.

— У тебя много друзей? — спросила она, глядя на меня ясными зелеными глазами. Красивыми глазами!

— Ты будешь пить или нет? — я почему-то почти выкрикнул это, а не сказал. Ирина вздрогнула, перевела глаза на бокал в руке и медленно подняла его вверх. Мы немедленно выпили. Потом еще и еще.

— Я знаю, почему ты так говоришь о семье, — вдруг осенило меня после нескольких бокалов. — Потому что ты сирота. И для тебя это — действительно важно. Я действительно сожалею, что с тобой так вышло, но это только лишний раз доказывает, насколько несправедлива жизнь.

— Я бы не хотела говорить об этом, — пробормотала Ирина и посмотрела на меня так, что мне на секунду стало стыдно. Хорош же я, напоминаю девушке о таком. Да еще в тот день, когда ее мужик бросил. Впервые, кажется.

— Нет, ты прости. Я не хочу делать тебе больно, но просто — дело же в этом.

— Я. Ты не сделаешь мне больно.

— Это почему?

— Потому что ты ничего для меня не значишь. А больно бывает, только когда предают те, кого любишь. Но ты прав, жизнь бывает жестока и несправедлива. Однако это ничего не меняет, — голос Ирины звучал тихо, сдавленно. Она сделала большой глоток. — И я по-прежнему люблю мужчину, которого выбрала любить. Какая разница, что он мне сделал. Это уже его выбор. Я люблю саму мысль о любви. И как бы ни было мне больно сейчас — я бы не хотела вычеркнуть эти чувства из своей жизни.

— Мазохистка? — хмыкнул я, все больше впадая в пучину раздражения. «Ты ничего для меня не значишь». Чертова ирландка! Кажется, я неплохо набрался. На старые дрожжи?

— Нет. Просто любовь идет в комплекте с болью. И с этим уж ничего не поделаешь.

— Вот именно!

— Ты неплохой человек, Григорий Александрович, но ты не понимаешь простой вещи. Больно будет в любом случае. Все, что с нами происходит, происходит не просто так, — она сползла со стула и подошла к окну — вплотную. За окном еще не было темно, только начинались сумерки, но уличное освещение уже было включено. Огонь фонарей теплой змейкой протянулся по проспекту. Пошел дождь.

— Не просто так? Все не просто так? И даже то, что мы встретились с тобой сегодня, — в этом тоже есть какой-то смысл? — рассмеялся я. — Какой же? Ты ничего не хочешь от меня, я не кажусь тебе интересным. Ты, хоть и вполне интересна, особенно эти твои рыжие волосы, все же слишком набита какой-то чушью и, к тому же, влюблена в другого мужчину. Так что, наша встреча была неслучайна?

— Вполне возможно. Я это чувствую, — сказала она, повернувшись ко мне.

— Чувствуешь? Ты что, своего рода ясновидящая? — рассмеялся я. Но на лице Ирины не появилось и тени улыбки. Она просто стояла и смотрела на меня, близко, очень близко — ее волосы почти касались моего лица. Потом она поднесла к губам бокал и сделала глоток. Красивые глаза и такая глупая голова. Я захотел ее поцеловать. Все же я как-то не привык видеть в своем доме женщину, которая откровенно говорит мне, что я «ничего не значу», и смотрит на меня такими вызывающе зелеными, нагловатыми глазами.

— Иногда я могу видеть. Любой может. И ты бы смог, если бы захотел.

— И что ты видишь? — спросил я, проведя рукой по ее волосам.

— Я не хочу говорить об этом тоже, — она отвернулась и сделала шаг в сторону.

— Что, какие-то ужасы? Ты разрушишь мою жизнь? Я влюблюсь и не смогу жить без тебя? — я прикалывался и смеялся сам над собственными же шутками. Она смотрела исподлобья и молчала.

— Ну, скажи хоть слово? Ты не станешь меня проклинать?

— Я никого и никогда бы не стала проклинать.

— Ну, хоть что-то! — демонстративно выдохнул я. — А, я догадался. Мы связаны одной кармой! Или нет, ты — моя судьба. Я разобью тебе сердце? Ты мне?

— У меня нет никакого интереса к твоему сердцу.

— Да, я уже это понял, — я внезапно протрезвел. — Я тебе неинтересен. Ты пришла сюда, чтобы говорить мне гадости. Знаешь, что? Мне тоже ничего в тебе особенно не интересно.

— Я знаю. И это меня радует, — совершенно искренне ответила она. Я снова почувствовал себя в дураках.

— Нет, я не серьезно это сказал, — замотал головой я. — Я вполне интересуюсь твоими волосами и глазами. Я бы не отказался увидеть тебя в килте, танцующей с распущенными волосами.

— Ты слишком много выпил, — заметила она. — Забавно, ты видишь только внешнее, а меня ты не видишь.