— Никогда? — поразился я. Что это за ерунда? — Но выпить-то со мной можно?!

— А, это! Мне не понравилось.

— Что не понравилось? — оторопел я. — Пить со мной?

— Вообще пить. Спиртное, — как ни в чем не бывало пояснила она. — Мне не понравилось спиртное. Не стоило его и пробовать.

— Ты что, никогда до этого не пробовала спиртное? Слушай, покажи-ка мне еще раз свой паспорт! — потребовал я. — Что-то мне кажется, что я зря его не дочитал.

— Раньше просто повода не было. Я вообще-то не сторонница саморазрушения.

— Да-да, я помню. Ты веришь в любовь, смысл жизни, Петю и вегетарианцев. Так?

— Не совсем, — грустно возразила она. — Я не очень-то верю в Петю. Я люблю его, но это — не одно и то же, что верить. Я хочу, чтобы он был счастлив. Но он совсем как ты, думает, что счастье — это что-то снаружи. Что его можно измерить и пощупать, что его можно взять от жизни больше или меньше. Что тут скажешь?

— Жалко Петю, — съязвил я против воли.

— Жалко, — на полном серьезе ответила она.

— А себя не жалко, — я был резок, но мне, честное слово, стало за родину обидно. — Ты же просто наивная дурочка.

— И что?

— Слушай, приходи ко мне, пообедаем, — предложил вдруг я. — Как я понял, ты не любишь готовить?

— Я не думаю, чтобы ты стал есть то, что я готовлю. Я же ничего не ем, кроме вареных овощей, но они тебе вряд ли понравятся. Так что можно считать, что я не умею готовить. И не люблю.

— Вот это просто прекрасно! Так ты вообще мяса не ешь? — присвистнул я.

— Вообще, — подтвердила она.

— Ну ты даешь. Я бы так не смог. — Я откинулся к спинке диванного кресла и улыбнулся. Девушка, которая не умеет готовить! М-м-м, мечта. Впрочем, Ирина была совершенно не заинтересована не только в моем желудке, но и в моем сердце. Мы с ней стали… как бы это поточнее выразиться. Друзья? Это мне было не совсем приятно, но, кажется, это было именно так.

Честно признаюсь, некоторое время я отказывался верить в происходящее. Чтобы я дружил с девочкой? Какая глупость. Я просто притворялся. Конечно, я хотел затащить ее в постель. Чем больше мы созванивались, чем больше я звонил ей (потому что она сама никогда мне не звонила), тем больше я понимал, какая она странная, не от мира сего. Ее необычно красивая, похожая на вспышку солнечного света головка буквально набита романтическими предрассудками и сентиментальными бреднями. Иногда я слушал ее и думал, ну где она все это вычитала? В какой толстой никчемной книге? Она что, буддистка? Эзотерик? Может, сделать программу про всю эту ересь? Можно будет продать ее потом на РенТВ.

Но главное было совсем не в том, что она говорит, а в том, как она двигается, как оборачивается, когда ее позовешь. Даже бесконечные драные джинсы ее не портили, не делали бесполой. Ирина, сама того не понимая, была приманкой для таких, как Петр. И для таких, как я, тоже. Когда она смеялась, ее глаза горели каким-то озорным огоньком, а губы у нее нежные и совсем розовые, какие-то даже детские. Каждый раз, когда я их видел, хотел их поцеловать. Но не решался — подумать только! Боялся: сделаю что-то не так, и она исчезнет. Хотя… по какой-то причине я все же уверял себя, что она общается со мной тоже не просто так, что она интересуется мной как мужчиной, что бы она там ни говорила. Петя ушел — значит, место вакантно. И я был бы рад его занять.

Я не хотел ничего серьезного. Да что там, я хотел того же, что и всегда. И я сделал все, что мог, чтобы выловить рыбку из пруда. Я часто звонил, я ждал ее около метро, чтобы отвезти домой. Мы разговаривали часами, сидя в разных кафе. Я хорошо себя вел. Не приставал. Не говорил гадостей про Петю ее дурацкого. Я даже был с ней откровенен и пожаловался на тяжелые будни продюсера, к чему она не проявила никакого сочувствия. Напротив, вместо того, чтобы оценить, какой я хороший и крутой, эта девчонка взяла и спелась с моим шофером. Старик лет шестидесяти пяти был ей интереснее, чем я, и она разговорилась с ним и долго о чем-то оживленно спорила.

— А ничего, что я тут сижу? Может, поговоришь со мной? — обижался я.

— Нет, с тобой говорить не о чем. А у человека родилась внучка! — заявила она безапелляционно. Я с удивлением посмотрел на своего серьезного, всегда такого молчаливого и неулыбчивого водителя, который с жаром демонстрировал Ирине фотографии какого-то кулька, и почувствовал укол ревности. А мне он почему никогда ничего такого не говорил? Я что, не человек?

Ирина была такой. Она не интересовалась мной, но радовалась за водителя. Она жалела всех бездомных кошек и собак, собирала чужой мусор и кидала его в баки, считая, что так делает нашу планету зеленей. Я же смотрел на нее и понимал, что и на миллиметр не приблизился к своей цели. Она по-прежнему была ко мне совершенно равнодушна. Если это она делала вид, то делала его просто отлично. Прирожденная актриса! Тогда я решил испробовать еще один козырь — пригласить ее на съемки. Какая девушка откажется стать звездой? Я был уверен, что смогу ее уговорить.

— Слушай, я хочу сделать сюжет про вегетарианцев, — сказал я и прибавил с патетикой: — Потому что смотрю на тебя и начинаю понимать, как это важно, на самом деле. И ты должна говорить об этом во всеуслышание, может, хоть тогда кто-нибудь нас услышит.

— Хочешь изменить мир — выкинь сардельки из своего холодильника. Такие вещи надо начинать с себя, — ответила Ирина, передернув своими острыми плечиками.

— Я делаю, что могу, — возразил я. Остаться без сарделек я никак не мог, не представлял себе жизни без них. — И я могу тебя снять.

— Я не хочу.

— Но тебя увидят миллионы! Может быть, даже твой Петр.

— Мне это не надо, — ответила она, отведя глаза. И это не было кокетством или стеснением, она действительно не хотела лезть в телевизор. Я был потрясен. Чем же мне еще бить!

— Ты бы прекрасно смотрелась в гриме. Ты была бы сказочно хороша. Разве ты сама не хочешь посмотреть на себя как на принцессу?!

— Мне жалко времени, — покачала головой она.

— Да? И на что же ты тогда его тратишь? Я что-то не заметил, чтобы ты была сильно занята работой?

— Я люблю мечтать, — сказала она, как всегда смешав черное с белым.

— При чем тут это? Разве я об этом?

— Если у меня есть лишний свободный день, я лучше пойду погуляю и буду мечтать. Разве ты не понимаешь?

— Я тоже люблю мечтать, — неуверенно ответил я.

— И о чем ты мечтаешь?

— О чем? Да о разном! О многом, — разве скажешь этой революционерке, что я мечтаю о миллионе долларов, о собственном ресторане (где мясо будет обязательно), что я мечтаю, чтобы от меня все отстали. О ней мечтаю, причем много и в самых разных позах. Это не те мечты, о которых расскажешь. — А ты-то сама о чем мечтаешь?

— Я? Ну, о самых простых вещах. О счастье. — протянула она.