В этот раз, когда он развернул между ними одеяло, ей в голову лезли всякие крайне неподобающие образы. Она не должна была представлять Грегори без подштанников, однако представляла. Она воображала, как он натягивал панталоны этим утром. Интересно, он спал совсем голый или в ночной рубашке?

Медленно, ударяясь коленками об одеяло, Пиппа отстегнула подтяжки, стащила с себя панталоны и подтолкнула их босой ногой в сторону Грегори.

Боже милостивый, какой же незащищенной она себя чувствовала, даже несмотря на одеяло, длинную рубашку и полы сюртука.

– А волосы? – бодро проговорил Грегори, продолжая держать одеяло. – Как ты с ними справилась?

Пиппа поневоле улыбнулась. Он, как может, старается отвлечь ее. Наполовину сидя, наполовину стоя она натянула другие панталоны и прицепила их к подтяжкам – в них и в самом деле было просто чудесно, он оказался прав: ей необходима сухая одежда.

Она заглянула поверх края своей маленькой крепости.

– Благодарение Богу, у меня есть несколько париков. Тот, которым я воспользовалась сегодня, надо будет высушить. – Пиппа тихо засмеялась. – Кстати, нам больше не нужно одеяло.

Его глаза засветились.

– Вот и отлично. – Он отложил одеяло в сторону. – Оно официально ушло в отставку, достойно послужив во имя хорошего дела.

– А пенсион оно получит? – Пиппа снова села.

– Нет. Боюсь, подобная льгота на него не расстилается. – Он выгнул бровь.

– Это была ужасная шутка. Но спасибо за помощь и за пирог с говядиной, который ты мне скоро купишь. Долго еще?

– Уже нет. – Он вручил Пиппе сухие чулки и запасные башмаки. – Около получаса. Ты останешься в карете, пока мы будем менять лошадей.

– Я же сказала, что не поеду домой. – Она натянула чулки, обулась, потом протянула руку и забрала свою холщевую сумку с его сиденья. Порывшись в ней, достала еще один парик, щетку и маленькую баночку с помадой для волос. А потом стала вытаскивать из волос оставшиеся шпильки. Будет заново подкалывать свои локоны. И для этого ей не требуется зеркало.

Грегори ухмыльнулся:

– Не думаешь же ты, что тебе удастся провести кого-нибудь этим маскарадом дольше минуты-другой? У тебя слишком тонкие черты, чтобы сойти за мужские. Я сразу же заметил, что ты выглядишь женоподобно.

– Очки немного помогут, – возразила Пиппа. – И у меня довольно высокие воротнички. Плюс я, – хорошая актриса. Я умею ходить и разговаривать как мужчина. Тут главное – держаться достаточно уверенно, тогда люди будут просто испытывать ко мне жалость, что я не такого крепкого сложения, как ты. Я уже сочинила историю о том, как в детстве несколько лет провел в кровати с некой изнурительной болезнью, которая чудесным образом прошла, когда я начал есть, скажем, морковку. Или, может, пить козье молоко. Я еще не решила.

– Это смешно.

– Если я буду вести себя так, словно верю в это, то и все остальные поверят. То же самое относится и к тому, что я мужчина. – Она поежилась, складывая шпильки на сиденье рядом с собой. Да, она чувствовала себя несравненно лучше, чем полчаса назад, но так ужасно устала и проголодалась. Сейчас ей хотелось только одного: свернуться клубочком на кровати под толстым одеялом и уснуть.

– Оставь ты свои чертовы волосы. – Грегори похлопал по сиденью возле себя. – Садись сюда и вздремни немножко у меня на плече. Виски я тебе больше дать не могу, но у нас есть одеяло.

Она заколебалась, теребя в пальцах локон волос.

– Это прекрасный шанс как следует согреться, – настаивал Грегори.

А это как раз то, что ей совершенно необходимо. Поэтому она без единого слова пересела, и он укрыл одеялом их обоих.

– Держись за меня, – предложил он.

Осмелится ли она? Единственное, чего ей хотелось в эту минуту, это зарыться в какое-нибудь теплое местечко и ни о чем не думать. Она нерешительно обхватила его руками, и он сделал то же самое – обнял ее и положил подбородок ей на голову. И в тот же миг между ними растеклось чудесное, божественное тепло – именно то, что ей и было нужно.

– Я ужасно сердит, Пиппа. – Голос Грегори отдавался где-то возле ее виска, и веки медленно опустились. – Ты должна была прийти ко мне, когда оказалась в том положении, в каком оказалась, а не опрометчиво убегать. Как только придешь в себя, мы должны будем вернуть тебя домой. А с той неприятностью я разберусь, обещаю.

«Ах, мне сейчас и так хорошо, как дома», – подумала Пиппа и, не успев встревожиться из-за осложнений, которые это сулит, провалилась в сон.

Пиппа была укутана в восхитительный кокон тепла. Она не хотела просыпаться. Она прильнула теснее и почувствовала, что это Грегори. Ей уже снилось, что она с ним вот так же наедине, в его надежных руках. Что они вместе всегда, все время, а не один-единственный раз в году.

Это лучше, чем делать сахарные скульптуры. Лучше, чем рождественское утро. Лучше, чем…

Постойте-ка… неужели она и в самом деле с тем человеком, которого ей сейчас совсем не желательно видеть?

Ее обуяла паника, глаза резко открылись. Взгляд уперся прямо в его сюртук. А если слегка повернуть голову, то Пиппа увидит сиденье кареты. Его кареты.

Все это нахлынуло на нее одним ужасающим – пусть и чуточку завораживающим, и местами приятным – потоком.

Грегори спас ее от непогоды. Ее не тревожили нависшие тучи, но холодный, проливной дождь, который все хлестал и хлестал без остановки, отобрал у нее гораздо больше сил, чем она могла ожидать.

А когда она забралась в карету и увидела, кто это…

Чувств Пиппа лишилась больше от потрясения, чем от холода, дождя или неимоверной усталости.

Она выпуталась из затягивающих, соблазнительных сетей тепла и умиротворения, оттолкнувшись от его груди, потом села и заморгала. Реальность так ужасна. Пиппе хотелось вернуться в тот чудесный мир грез…

– Мы прибыли на постоялый двор, – объявил Грегори. – Я дал тебе еще несколько минут поспать, пока Оскар пошел распорядиться, чтобы нам все приготовили.

– Спасибо. – Ей не хотелось смотреть на него. Она стеснялась, зная, что они тесно обнимались, как любовники.

– Тебе надо надеть свежий шейный платок, – сказал он, вытаскивая оный из ее сумки. – Хочешь, чтобы я завязал?

– Ни в коем случае, – фыркнула Пиппа. – Я прекрасно справлюсь с узлом сама. Я постоянно завязываю шейные платки дядюшке Берти.

– Прекрасно. – Он вручил ей платок. – Тогда натягивай сухой парик, надевай поверх свою, к несчастью, мокрую шляпу, держи над головой одеяло, чтобы не вымокнуть, – и бегом в общий зал обедать. Там, похоже, не слишком много народу, так что должно обойтись. Мы пробудем тут меньше часа и поедем обратно.

– Грегори, я же сказала, что домой не поеду. Будет опять все то же самое – дядюшка Берти станет строить планы моего замужества. Ни о чем другом он, похоже, и слышать не желает. – Она приподняла уголки губ в дразнящей улыбке. – Но ты же знаешь, что в любую минуту можешь избавить меня от страданий.