– Я еду… – мрачно начала она.

– …в Париж, – нетерпеливо закончил он. – Думаю, тебе стоит носить на спине табличку, чтобы все на свете знали.

Она повертела в пальцах вилку.

– Я же просила не смеяться. Я не одна из твоих сестер, чтобы дразнить меня или издеваться надо мной.

Он наклонился вперед, опершись на сложенные руки.

– Да, ты определенно не моя сестра. – Он заглянул ей в глаза своими невозможно голубыми глазами. – Чтобы дразнить. Или издеваться.

Пиппа ощутила какой-то трепет в области сердца, когда зрачки его расширились и что-то еще появилось в выражении лица, что заставило ее замереть и позабыть обо всем, кроме него и этого странного сердечного трепыхания.

– Начни сначала, – предложил он. – И в этот раз пусть это будет что-то, чего я еще не знаю.

– Что ж, ладно, – вздохнула она и собрала все свое мужество, потому что того требовало произнесение своей мечты вслух. – Вчера вечером я уже упоминала об этом. Я собираюсь работать компаньонкой у дядюшкиной подруги. Но в свободные от обязанностей дни хочу изучать сахарную скульптуру под руководством одного из величайших в мире кондитеров – месье Перро.

Она испытала огромное облегчение, увидев, что Грегори не смеется. В сущности, он хмурился, словно принимал ее всерьез. По-настоящему раздумывал над тем, что она сказала. Это согрело ей сердце. Захотелось поцеловать его… из признательности, разумеется, ничего больше. Сейчас она расцеловала бы даже свинью, если б та одобрительно хрюкнула на ее план.

– Пиппа…

– Что?

– Этот месье Перро не пустит женщину в свою кухню, – не преминул сообщить ей Грегори.

– Я не дурочка, – отрезала Пиппа, чувствуя, что начинает злиться. – Я буду переодета мужчиной.

Грегори откинулся на спинку стула.

– Он раскроет твой маскарад в первый же день, как только ты взвизгнешь, стукнув себя по пальцу скалкой, и тебя прогонят.

– Я не визжу, особенно когда в мужском платье, – твердо заключила Пиппа и решительно сунула в рот дольку яблока.

– Он может не взять тебя, – продолжал Грегори, – даже если поверит, что ты мужчина. Уверен, он берет учеников из лучших домов, отелей и пекарен. Другими словами, по рекомендациям от поручителей.

– Я сошлюсь на тебя как на своего поручителя, – сказала Пиппа.

– О да, у тебя достанет нахальства.

Она кивнула и съела кусочек сыра. Знал бы Грегори…

Он скрестил руки и сурово посмотрел на нее:

– Не думаешь же ты, что дядя Берти, прочтя сегодня утром записку, просто позволит тебе укатить во Францию?

Она глотнула молока и вытерла ладонью рот.

– Конечно, он не знает, что я еду в Париж. Это было бы слишком очевидно. Хотя он в любом случае не отправился бы за мной. В последнее время дорога дается ему тяжело.

– Тогда что же ты написала в записке?

Настал момент, которого Пиппа страшилась.

– Пиппа? – В глазах Грегори вспыхнуло подозрение.

Она стиснула пальцы на коленях и помолилась про себя.

– Я написала, что сбежала с тобой.

Признание Пиппы потрясло Грегори. Все завертелось у него перед глазами. Он с минуту посидел в оцепенении, потом оттолкнул свой стул и встал.

– Ты шутишь?

Потому что если нет, то жизни, которую он знал до сих пор, пришел конец.

Мало того, что он случайно оказался наедине с ней в карете – кто-то мог бы даже сказать, что он спас ей жизнь, подобрав по дороге, и простил бы ему нарушение приличий, – но путешествовать с ней вдвоем намеренно? Причем они предположительно сбежали вместе?

Берти, разумеется, будет в полном восторге. Он даже подумает, что их вчерашний разговор, когда Грегори согласился взять на себя ответственность за замужество Пиппы, сыграл свою роль.

Теперь ему уж точно придется жениться на ней. Его тщательно охраняемая тайна окажется в опасности. А от плана исполнить свой долг любой ценой не останется камня на камне, потому что с Пиппой не исполняют долг. С ней нарушают правила. Или бегают по лугам и распевают глупые песни. Или смеются.

С ней живут. И любят.

– Видишь? – с убитым лицом пробормотала Пиппа. – Я же говорила, что сесть в твою карету было неудачной идеей. Я пыталась сбежать, но ты мне не дал.

– Разумеется, не дал. – Он стал нервно вышагивать взад-вперед. – Никто в здравом уме не отпустил бы тебя. – Он приостановился и вспомнил, с кем имеет дело. – Знаю, я это заслужил. – Он почувствовал себя спокойнее. Снова овладел собой. – За то, что не ответил на твое письмо в Саванне. За то, что поцеловал тебя тогда. Это грандиозная шутка, чтобы слегка осадить меня, да?

– Нет, Грегори. – Пиппа закрыла глаза и потерла виски. – Я не шучу. Я правда написала, что сбежала с тобой.

Ад и все дьяволы. Он будто со стороны смотрел на себя, в панике мечущегося в поисках выхода.

А выхода не было.

Проклятие, всякий раз, как он едет к дяде Берти, его привычный мир встает с ног на голову. Но дело не в Берти. Всякий раз, как только Грегори оказывается рядом с Пиппой, что-то случается – что-то неподвластное ему. И неизбежно в результате он чувствует себя так, словно из его жизни пропала какая-то важная составляющая.

Он по-прежнему тот самый мальчишка, который сидел на диване, когда Пиппа вбежала в дом с полевой мышью, зажатой в ладошках, и выпустила ее на ковер.

– Я… у меня было мало времени, – объяснила Пиппа. – Я предполагала, что мистер Трикл позаботится, чтобы Хоторн смог улизнуть незаметно, и они станут все отрицать, если я расскажу дяде Берти, что произошло. Поэтому мне пришлось придумать какую-нибудь правдоподобную причину побега. К тому же в этом случае дядюшка Берти и мама не будут волноваться. Ты был идеальным решением.

Грегори пятерней взъерошил волосы.

– Не мог же я отпустить тебя в такой дождь…

– А надо было. Потому что для нас хуже всего на свете быть застигнутыми вместе. Если кто-то узнает, что мы путешествовали вдвоем, нам придется пожениться.

– Но ты… – Раздражение начинало брать над ним верх. – Ты же уже сказала Берти, что мы сбежали!

– Я попросила его пока никому не говорить об этом. Сказала, поскольку мы решили, что все-таки безумно любим друг друга, нам хочется побыть вдвоем. Я специально попросила ничего не писать твоим родным – по крайней мере пока мы не вернемся из нашего полугодичного медового месяца в Италии.

– В Италии?

– Я настаиваю на том, чтобы провести свой медовый месяц в Италии, – легкомысленно заявила она. – Буду сидеть на каменной стене на солнышке, есть персики и пить вино.