Надежда вышла из машины и, не оглядываясь, зашла в подъезд. Там остановилась, прижалась к стене и заплакала. С улицы донесся звук отъезжавшей машины.

– Уехал… – прошептала она.

Придя домой, Надежда разделась, включила телевизор и села на диван. Пару минут бездумно смотрела на экран, не замечая, что звук отключен. Затем пошла на кухню и включила электрический чайник. Назад в комнату вернулась с чашкой какао и снова села.

Мелькавшие на экране люди и птицы создавали иллюзию присутствия и притупляли чувство одиночества, а точнее, покинутости. Ведь именно покинутой она себя ощущала: одна, в отсутствии любимого мужчины, покоя и счастья.

Что творится в моей жизни, думала Надежда. В какой момент что-то пошло не так? На ровном месте вдруг возник гигантский клубок страхов, проблем и несчастий.

По-видимому, она не сумела разгадать какие-то знаки или подсказки судьбы, которые даются человеку, чтобы он избежал беды. В ситуации с Фридмановичем Надежда виновата сама. Но как с остальным?

Убедив себя в том, что должна быть общая ось, коренная сердцевина всех ее бед, выдернув которую, можно все поменять и вернуть пропавшее счастье, Надежда немного успокоилась.

Но что-то подсказывало, что причина кроется за пределами ее личных возможностей, а значит, ей не повлиять на ход неотвратимых событий. Напасти следовали одна за другой, накатывая, как волны, не давая сделать один-единственный, желанный глоток воздуха.

Назойливые слова крутилась в ее голове:

«Старинные истории ждут своего часа».

Рассказ старухи Ульяны взволновал Надежду. Сегодняшнее преступление и то, старое, совпали, как оригинал и его калька, и это тревожило душу.

Надежда не сомневается, что обе истории связаны между собой, и никто на свете не смог бы ее убедить в обратном. Но где находятся концы той старой истории? Их наверняка не найти, а значит, не связать разрозненные фрагменты общей картины. Не стоит даже пытаться.

Ее размышления прервал телефонный звонок. Она взяла трубку:

– Да, мама.

– Еще не спишь?

– Нет.

– Я вот что подумала, – продолжила Ираида Самсоновна. – Завтра на работу не приходи.

Надежда равнодушно спросила:

– Почему?

– Тебе нужно отдохнуть.

– Плохо выгляжу?

– Дело не в этом. Сердцем чувствую – еще немного, и тебя переломит. Так бывает, когда на человека падает больше, чем он может вынести.

– А бывает и так, что этот человек сам взял на себя больше, чем может унести.

– Когда такое случается, остаток своих дней человек уже доживает. Это страшно, доченька, поверь мне. Жизнь без радости – словно обязанность. Простые вещи теряют смысл и больше не дороги.

– Я знаю, – проговорила Надежда. – И помню: это случилось с тобой, когда тебя бросил отец.

– Он бросил нас обеих.

– Мне так сейчас плохо, мама…

– Вот и отдохни, посиди дома. С примерками я сама разберусь.

– Я приду завтра. Если не работа, что еще мне останется?

– Марк.

– Его тоже нет.

Помолчав, Ираида Самсоновна заметила:

– Значит, мне показалось…

На следующее утро входную дверь ателье открыл новый охранник.

Надежда представилась:

– Я – хозяйка.

Впустив ее, он вернулся на свое рабочее место. В гостиной, как обычно, была Виктория:

– Доброе утро, Надежда Алексеевна!

– Где моя мать?

Поколебавшись, она ответила:

– В закройной.

Уже дойдя до лестницы, Надежда вернулась:

– В чем дело?

– Ни в чем. – Виктория отвела глаза.

– Я вижу, вы что-то скрываете.

– Ну хорошо, – сдалась администратор. – У нас конфликт.

– У кого с кем?

– Все началось из-за ткани.

– Прошу вас, по существу!

– Петрова Нэлли Васильевна…

– Газпромовская жена?

– Потребовала раскройную карту.

– Зачем?

– Сказала, что на костюм ушло слишком много ткани.

– Она-то откуда знает?

– Тридцать лет назад сама шила по журналу «Бурда».

– Та-а-ак… – Надежда села на стул. – Надеюсь, карту ей предоставили?

– Нет.

– Почему?

– Валентин Михайлович отказался. Сказал, что не ворует ткань у клиентов.

– Где сейчас Нэлли Васильевна?

– Уехала.

– Что с ее костюмом?

– Остался в примерочной. Она за ним завтра приедет и, если будет карта раскроя, полностью рассчитается.

– Сделаем так: я поговорю с Соколовым, а вы, когда приедет Петрова, возьмете с нее за ткань по расходу, который ее устроит. – Надежда встала со стула: – В конце концов, она шила по «Бурде»…

– Сделаю, – сказала Виктория: – Но я никогда не поверю, чтобы Соколов завысил расход.

– Я тоже.

– Так что же вы, Надежда Алексеевна?

– Не хочу копаться в дерьме. До неприличия богатые люди считают, что все вокруг только и думают о том, как их обмануть. Так что подадим ей…

– На бедность?

– На дурость, – бросила Надежда, направившись к производственным помещениям.

В закройной она застала разгоряченную мать, испуганную помощницу Соколова и самого Соколова, который, склонившись над столом, что-то писал.

– Раскройной картой занимаетесь? – поинтересовалась Надежда.

– Мы гордые. – Ираида Самсоновна говорила с издевкой. – Мы лучше уволимся. Чужих денег мы не считаем. Считаем только свои.

Валентин Михайлович выпрямился и взглянул на нее с болью в глазах:

– Я, любезная Ираида Самсоновна, не привык, чтобы со мной говорили в подобном тоне. Ни вы, ни ваша дочь не потеряли по моей вине ни копейки.

– Прошу тебя, мама! – вступилась Надежда. – Пожалуйста, оставьте меня с Валентином Михайловичем.

Когда обе женщины вышли, она спросила:

– Это правда?

– Что именно? – сдержанно уточнил Соколов.

– Уволиться хотите?

Он протянул бумагу:

– Вот заявление.

– Не принимайте поспешных решений, – сказала Надежда. – Вы мне нужны.

Валентин Михайлович заговорил, опустив глаза: