В последние дни психологи отмечали резкое повышение тревожности и агрессивности внутри коллектива, что было очень опасной тенденцией, с которой нужно было как-то бороться.

Рональд Селлерс не понимал их — изображать веселье, когда в нескольких метрах там, за бортом, висит покойник? Странноватый «праздник»… Но протестовать не приходилось — приходилось подчиняться. С психологами не поспоришь.

Все собрались в жилом модуле, развесившись по кругу вдоль стен. Все были напряжены и унылы и старались не глядеть в сторону черного иллюминатора.

— Сегодня у нас праздник! — довольно бодро сообщил командир. — Сегодня нашему Юджину стукнуло сорок!

После чего все обычно хлопали в ладоши и хлопали именинника по спине и плечам, отчего тот, как пинг-понговый шарик, крутился в воздухе и метался из стороны в сторону.

Сегодня Рональд Селлерс тоже захлопал, но его не поддержали. Кто-то пару раз ударил ладонью о ладонь и тут же затих.

— А теперь — поздравления, — радостно и потому фальшиво объявил командир. — От семьи, — передал заранее припасенную открытку. — От друзей… От коллег… Ну и от себя лично!

И вытащил и толкнул в сторону именинника бутылку виски. Из командирского НЗ. На что получил персональное разрешение Земли.

— И… самое главное!

Все слегка напряглись, потому наметилось какое-то отступление от обычного сценария.

Командир развернул распечатанный на принтере листок бумаги. И очень торжественно зачитал:

— Поздравление Президента Соединенных Штатов Америки… Тебе, Юджин.

Кое-кто криво ухмыльнулся. Потому что на борту практиковались подобного рода подначки, которые обычно вызывали бурное веселье. Но — не теперь же!

— Президент поздравляет тебя с сорокалетием и желает скорого возвращения на Землю, — прочитал Рональд.

Так это что — не шутка?

Видно, на Земле всерьез озаботились их состоянием…

Слегка ошарашенный Юджин принял поздравление.

Командир щелкнул пальцами, наверное, изображая доброго волшебника, и почти сразу же в модуле зазвучали голоса близких Юджину людей. А на мониторе появились дорогие ему лица.

— Куда говорить?.. Сюда?.. Или сюда?.. Это была его мать — взволнованная, радостная и чуть-чуть растерянная.

— Здравствуй, Юди! Как ты там?

— Все нормально, мама, все хорошо!

Голос именинника слегка дрогнул. Земля расщедрилась, сделав ему роскошный подарок — притащив в ЦУП все его семейство.

— А мне можно, я тоже хочу… — прыгал, совался в экран его младший сын.

— Привет, папа, привет!..

Лица астронавтов размякли и поплыли. Это были не их близкие, близкие Юджина, но все равно это был привет с Земли.

— Здравствуй, сын…

Отец! И даже его как-то умудрились вытянуть с фермы!

— Я слышал, тебя поздравил сам Президент! Я рад за тебя!..

Отца сменила Эрика — его жена.

Она улыбалась, но под ее глазами, под слоем пудры, просвечивали синяки. Значит, она снова плакала.

— Я очень рада тебя видеть, — сказала она, незаметно промакивая платком уголки глаз.

— Я тоже. И тоже — очень! — ответил он, чувствуя, как и на его глаза наворачиваются слезы.

— Мы ждем тебя — все!..

И снова в экран, оттирая локтями мать и деда, полез неугомонный, любопытный младшенький.

— Папа, папа, а ты сейчас где?..

Юджин мельком глянул в иллюминатор.

— Над Оклахомой, сынок.

— А они, они тебя тоже видят?

И не только Юджин, а все заулыбались, глядя на шустрого, секунды не стоящего на месте мальчишку…

Сеанс длился недолго, но он переломил ситуацию. Правы были психологи! Астронавты расслабились и сблизились. Потому что у них, несмотря на то что все они были разных национальностей, из разных стран и сами были очень разными, было нечто общее, что их всех объединяло. И этим общим была Земля.

— Эх!.. Гулять так гулять! — махнул рукой Виктор Забелин и, смотавшись в русский модуль, притащил бутылку «Столичной».

Значит, Герхард ошибся, значит, он ее не выпил!..

В воздухе повисли капли водки и виски. Как серебристая новогодняя гирлянда.

— Ну что — за Юджина! Чтобы все у него было хорошо!..

И это было сказано очень искренне. Потому что — если будет у него хорошо, то и у всех тоже хорошо! Ведь они — экипаж. Они вместе на одном корабле!..

Как в банке!..

Семь часов десять минут по бортовому времени.

Двадцать первые сутки полета

Пробуждение было странным. И было неприятным. Словно кто-то шутки ради провел по лицу пером.

И еще раз.

И еще…

Кэтрин Райт поморщилась и сквозь сон потерлась лицом о ткань спального мешка. Неприятное ощущение прошло.

Но ненадолго.

Очень скоро она снова почувствовала, что к ее лицу кто-то прикасается. Или что-то… Что-то мягкое и податливое.

Просыпаться не хотелось, потому что ей снился дом. Наверное, этот сон был навеян вчерашним сеансом связи — ей снилась ее комната и она сама, лежащая в своей постели. Не нынешняя, а та, прежняя — ученица колледжа. Во сне она тоже спала и тоже не хотела просыпаться. Но в ее сне кто-то щекотал ей лицо. Скорее всего ее кот Франклин, который любил забираться к ней по утрам в постель и, мурлыча, тереться мордой о ее лицо.

— Брысь! — сказала она во сне, чтобы поспать еще несколько минут. Хотя уже понимала, что все равно сейчас придется вставать, собираться в колледж, потому что уже пора.

— Да уйди же ты, приставала!..

И, вздохнув и сделав над собой последнее усилие, окончательно проснулась. Не там, не дома, а там, где была, — на космической станции.

Она проснулась первой, возможно, потому, что кожа женщин более нежная и чувствительная, чем мужская.

Кэтрин проснулась и, не открывая глаз, вытянула из спальника руку и мазнула ею по лицу. Мазнула, тут же почувствовав, как та стала липкой.

Но это был не питательный крем, которым она намазалась с вечера. Это было что-то другое. Что-то, что мешало ей спать, щекоча кожу.

Она открыла глаза.

И ойкнула.

Вокруг нее, возле самого лица, возле спальника и там, дальше, висели красные шарики. Много мелких и более крупных шариков. Они расплылись по станции, влекомые сквозняками, нагоняемыми бортовой вентиляцией. Шарики бесшумно плыли, наталкиваясь на переборки и на спящих астронавтов. Они образовывали целые неспешно плывущие красные реки. И образовывали заводи в местах, где воздушные потоки натыкались на препятствия и, обтекая их, пригоняли все новые и новые шарики, которые застаивались, прилипали к стенам и сливались друг с другом.