ними, остановилась и с облегченным сердцем, бессознательно улыбаясь, наблюдала причудливую игру света от цветных ночных солнц, бросавших блики на карнизы и крыши домов.

Глава II

В ПОИСКАХ ЭНГЕРА

Все время после разгрома полпредства Джон, Катя и Тзень-Фу-Синь тщетно производили поиски исчезнувшего Энгера, но ни расспросы оставшихся сотрудников, ни выяснение обстановки разгрома не дали им никакой нити.

Осталось одно — белогвардейцы. Ключ к разгадке надо было искать там, но это было почти невозможно: белогвардейцы исчезли из Капсостара.

Последние дни Джон обследовал тщательно кабаки, подвальчики, притоны, надеясь найти хоть одного белогвардейца.

Он почти отчаялся и в душе проклинал Флаугодьда, выславшего их из республики.

Превратившись в молодого англичанина-туриста, Джон направился в самый отдаленный район, над которым господствовала мрачная средневековая тюрьма. Он не рассчитывал уже ни на что, но надо было перед разработкой другого плана поисков закончить обход всех вертепов.

Сел в угол, против эстрады с кривляющимися танцовщицами и, потребовав себе соды-виски, наблюдал за столиками, медленно прихлебывая освежающий напиток.

Кругом все было так же, как и везде. Такие же апаши и кокотки, спившиеся старые клерки, мидинетки, рыцари карманов и легкой наживы, — все это было привычно, буднично.

Джон со скукой оглянулся и, взяв бутылку, стал наполнять бокал, но услышал неожиданно русское ругательство, и бутылка звякнула о стекло бокала.

У окна стоял в вызывающей позе апаш, удерживая от нападения на себя нескольких клерков. Все в нем было обычцо, но Джон с радостью увидел галифе с малиновым кантом.

— К чертовой матери, кляксы, назад, я говорю, — и снова раздалось хлесткое русское ругательство.

На подмогу клеркам подоспело еще два, и они угрожающе двинулись на русского. Не теряя ни минуты, Джон бросился между ними и офицером. Его появление несколько охладило пыл клерков. С ругательствами они вернулись на свое место.

— Кто вас звал? Я бы и без (вас справился с ними.

— Я не сомневаюсь в вашей храбрости, сэр, но стоит ли здесь проявлять доблесть, когда по всему видно, что вы имели боевые подвиги, господин…

— Капитан, — дополнил офицер. — Черт побери, вы славный парень.

— Сядем ко мне, капитан. Что вы пьете?

— Кроме воды — все.

Офицер грузно опустился на стул и, уставившись пьяными глазами на бутылку виски, долго раздумывал.

— Это виски, — и щелкнул пальцами по горлышку бутылки.

— Да. Разрешите налить?

— Нет, я сам, — и, взяв с соседнего столика пустой бокал, наполнил его прямо из бутылки.

— Содовую, капитан?.. Так не…

— Пью все, кроме воды, — был довольный ответ, и в мгновенье жидкость цвета расплавленного топаза булькнула в горле капитана.

— Ничего, как вас там, ничего. И медведя пил, и ерша.

— О, yes, — почтительно произнес Джон.

Почтительный англичанин начинал нравиться капитану. В общем он когда-то ненавидел и англичан за их холодное презрение к русскому белому офицерству, и французов, и греков, но воля судьбы — он теперь был бы рад и снисходительному жесту румынского офицера, быть может, того самого, которого он бил когда-то на ясском вокзале, отправляясь на румынский фронт.

— Ну, — вызывающе подмигнул капитан.

— О, yes, — почтительно проговорил Джон, теряясь и не зная, как приступить к расспросу о разгроме полпредства этого безусловного участника погрома.

К их столику подсел стройный молодой человек; вызывающая поза, некоторое ухарство не гармонировали с его выражением глаз, смотревших куда-то вглубь себя.

— Вот и я, синьоры, угощайте; я не останусь в долгу: я могу спеть.

— Ол-райт, прошу.

— Тоже певец нашелся.

— Капитан, я тоже гость. Благодарю, сэр! — и он выпил залпом сода-виски из бокала капитана.

— К черту церемонии! — закричал капитан, увидев, что Джон с интересом повернулся к новому собеседнику.

Это был Хозе. Он опустился, но, несмотря на постоянное посещение низкопробных кабаков, в нем осталось еще некоторое непринужденное изящество и благородство манер.

— К черту твои песни, Хозе. Послушайте…

— О, yes, — повернулся к нему Джон.

— Не слушайте его, — перебил Хозе, — я сначала спою, а потом он пусть хоть до утра рассказывает о своих подвигах, которых не было.

— Хозе, ты забыл?

— Во всех кабаках знают тебя, как в плен полки брал, как…

— Хозе!..

— Господа, будем пить, я вовсе не намерен требовать платы за угощение.

Джон стукнул ложкой по бокалу и подбежавшему официанту коротко приказал получить заказ. Капитан закатил глаза и театрально поднял руку к сердцу. Хозе мучительно покраснел и встал.

— Простите, мне надо идти, сэр.

— Ни за что, я уйду тогда вместе с вами.

— Сиди, Хозе. Посмей уйти — я с тобой поговорю, — и капитан, для крепости схватив Хозе за руку, продолжал давать заказ официанту. Окончив, он повернулся к Джону: — Вы мне нравитесь. Хозе, как думаешь, рассказать мне ему о моем последнем приключении?

— О полпредстве?

— Ну, конечно.

Джон, стараясь сделать непринужденный вид, чуть-чуть побледнел, ожидая ответ Хозе. Равнодушный вид ему дорого стоил, а Хозе, как на грех, не торопился с ответом.

— Да, пожалуй. Но лучше расскажи о графе.

Джон с досадой оглянулся на соседний столик.

— Держу пари, черт подери, что никто не знает, какой граф запрятан в тюрьму, даже и ты, Хозе, этого не знаешь.

Джон обернулся и встретился с внимательными глазами Хозе, которые приглашали слушать.

— Все думают, что в тюрьме сидит граф Строганов, а не знают того, что, тысяча чертей, вместо него сидит большевик.

У Джона упало сердце. Поиски пришли к концу. И вместо возбуждения, вместо радостного восторга Джон ощутил усталость, бесконечную усталость. Эта реакция, неожиданная для него, помогла ему сохранить невозмутимый вид.

— Very good, — пробормотал он.

— Да что там говорить, когда я его стукнул по черепу…

У Джона сверкнули глаза, и он вдруг почувствовал на своем колене предупреждающий легкий толчок, и снова его глаза встретились с глазами Хозе. Он приглашал молчать и указывал на дверь глазами.

Джон понял. Едва сдерживаясь от желания отлупить бравого капитана, небрежно бросил на стол несколько бумажек.

— Я должен спешить.

Капитан не возражал против его ухода, тем более, что его глаза были прикованы к бумажкам, и он едва сдерживался от желания их схватить.

— Я с вами, сэр, — сказал, поднимаясь, Хозе.

На улице Хозе, схватив за руку Джона, прошептал;

— Я вас сразу узнал, вы помните Тома?

Джону ясно вспомнилась комната,