ЮРКОВСКИЙ (словно в бреду): Вулканы… Кипящая атмосфера… Какая планета!

БЫКОВ (очень искренне): Владимир Сергеевич…

ЮРКОВСКИЙ: Вы хоть чувствуете, какой это рай для геологов?

БЫКОВ: Владимир Сергеевич, вот об этом я и хочу сказать…

У вас нет второго геолога…

ЮРКОВСКИЙ (резко): Не напоминайте мне об этом!

БЫКОВ: Может быть, я могу в какой-то степени заменить вам его?

ЮРКОВСКИЙ (поворачивается к Быкову, несколько секунд с недоумением глядит на него, затем качает головой): Геологом нужно родиться.

В рубке. Мир без тяжести. ЕРМАКОВ и СПИЦЫН, переползая от машины к машине, делают последнюю проверку готовности аппаратуры. Здесь экраном служит сферический потолок, рассеченный координатной сеткой. На экране плывет толстеющий на глазах серп Плутона.

СПИЦЫН: Кажется, все в порядке, Анатолий Борисович.

ЕРМАКОВ: Да, можно начинать посадку.

СПИЦЫН (с сомнением): Не слишком ли к северу мы взяли? Ведь уходим от «Страны Мехти»…

ЕРМАКОВ (сухо): Нет. Лишние сто километров ничего не значат. А точно будем садиться – когда построим ракетодром.

ЕРМАКОВ, цепляясь за тросик, пробирается к своему креслу у пульта и пристегивается ремнями.

ЕРМАКОВ: Богдан Богданович, ступайте в каюту.

СПИЦЫН: Почему?

ЕРМАКОВ: Так мне будет спокойнее. Идите, идите. Я… один.

Кают-компания. СПИЦЫН быстро и ловко спускается в свое кресло.

ЮРКОВСКИЙ: Почему ты не в рубке?

СПИЦЫН (пристегиваясь): Сейчас командир начинает свой второй поединок с Плутоном.

Рубка. ЕРМАКОВ наклоняется над микрофоном бортжурнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время восемьдесят восемь суток один час тринадцать минут. Начинаю посадку на Плутон. (Поворачивается к микрофону интеркома – внутреннего телефона.) Старт через пять минут. Даю Солнце.

Кают-компания. Экран гаснет и загорается снова. На этот раз он полон звезд и между ними – одна, ослепительно яркая…

БЫКОВ: Что это?

СПИЦЫН: Солнце, Алеша. Перед спуском на планету есть обычай последний раз посмотреть на Солнышко.

ЮРКОВСКИЙ (задумчиво): Сколько раз спускался на другие планеты, но никогда еще не видел его таким крошечным.

ГОЛОС ЕРМАКОВА: Три минуты до старта.

СПИЦЫН (отвечая Юрковскому): Шесть с половиной миллиардов километров за спиной.

Экран гаснет, вспыхивает свет.

ГОЛОС ЕРМАКОВА: Старт!

Все обретает вес. Оседают в креслах люди. Падает книжка, катится по полу авторучка.

БЫКОВ: А почему Анатолий Борисович в рубке? Разве спуск не автоматический?

ЮРКОВСКИЙ (с досадой): Кто же спускается на автоматах в кипящей атмосфере?

СПИЦЫН: Нас же раздавило бы, как улиток под каблуком.

БЫКОВ (недоуменно): А я думал, машина…

ЮРКОВСКИЙ: Машина – она дура. В непредвиденных обстоятельствах она легко идет на самоубийство.

СПИЦЫН: А нам это ни к чему.

Помещение дрогнуло. «Скиф» качнулся. Спуск начался.

Рубка. Глаза ЕРМАКОВА прикованы к приборам. Мокрые от пота кисти рук лежат на панелях биоточного управления. Внешне напряженная работа командира выражается только в движении глаз по приборам и по едва заметному дрожанию пальцев. Приборы – несколько десятков крошечных светящихся окошечек на пульте – в непрерывном изменении. Они вспыхивают разноцветными огнями. Рубка непрерывно и неритмично покачивается. Чувствуется, что «Скиф» уже находится в сфере действия каких-то огромных сил. И полная тишина.

ГОЛОС СПИЦЫНА: Анатолий Борисович, трудно?

ЕРМАКОВ (сквозь зубы): Трудно.

ГОЛОС СПИЦЫНА: Бесится Плутон…

ЕРМАКОВ: Не мешай!

Кают-компания. Толчки все усиливаются. Космонавтов то глубоко вдавливает в кресла, то чуть не выбрасывает так, что ремни впиваются в тело.

БЫКОВ, держась за ремень, нервно покашливая, осторожно косится на товарищей. Видимо, даже бывалым межпланетным волкам не по себе. ЮРКОВСКИЙ внешне спокоен, но бледен и весь мокрый от пота. СПИЦЫН откровенно охает при каждом толчке. Но он бодрится.

СПИЦЫН: Ничего, ничего, голубчик, все равно сядем… все равно наш будешь…

ЮРКОВСКИЙ (с нарочитой бодростью): Может, споем?

ГОЛОС ЕРМАКОВА: Внимание!

СПИЦЫН (тихо): Все. Садимся.

Пол встает дыбом. Начинаются невообразимые рывки и толчки. Кто-то стонет. Крупно – лицо Быкова, мокрое и несчастное. У него широко раскрыты глаза.

В его глазах кают-компания расплывается в бесформенные цветные пятна. Возникают радужные круги.

В вихрях черной бури, озаряемый багровыми вспышками, раскачиваясь и кренясь, «Скиф» идет на посадку. Из-под отражателя вспыхивает слепящее пламя. При каждой вспышке «Скиф» словно подпрыгивает. Вот внизу стремительно проносится вершина черной скалы. Навстречу «Скифу» поднимаются огромные клубы фиолетового пара. «Скиф» медленно снижается и исчезает в облаках пара. Мертвая тишина.

Рубка. Руки ЕРМАКОВА сползают с пультов биоточного управления. ЕРМАКОВ откидывается на спинку кресла. Закрывает глаза…

ЕРМАКОВ (шепотом): Вот и все.

Кают-компания. Пассажиры лежат неподвижно, необычайно глубоко провалившись в кресла. Первым приходит в себя СПИЦЫН. Он пытается приподняться, но сейчас же охает и снова валится.

СПИЦЫН: Вот это встряска… Алексей, Володя! Живы? Кажется, мы сели!

ЮРКОВСКИЙ (стонет): Что такое… я пошевелиться не могу…

СПИЦЫН (радостно кричит): Значит, мы сели! Слышите, ребята? Мы сели! Мы на Плутоне! Вот она – полуторакратная тяжесть! (Смеется, с видимым усилием поднимает руки.)

ЮРКОВСКИЙ (брюзгливо): Черт, я совсем забыл… Нужно быть осторожным теперь… а то с непривычки все кости переломаешь…

БЫКОВ (слабым голосом): А где командир?

Рубка. ЕРМАКОВ склонился над микрофоном бортжурнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время восемьдесят восемь суток два часа двадцать пять минут… «Скиф» на Плутоне… Посадка прошла благополучно… Состояние экипажа…

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Отличное!

ЕРМАКОВ оглядывается. В дверях рубки три улыбающихся лица.

ЕРМАКОВ (в микрофон): Удовлетворительное.

* * *

«Скиф» на Плутоне. Обширная ледяная равнина. Из фиолетового льда торчат нагромождения черных скал. Базальтовые глыбы, подобно клыкам исполинских животных, окружают сверкающий лиловым инеем межпланетный корабль, вмерзший в лед на треть высоты. Вечная буря несет тучи черной пыли, по низкому небу несутся багровые облака. Свист и вой ветра. На горизонте дрожит далекое голубое зарево. Слышится приглушенный гул «Страны Мехти».