– Может, нам стоит поговорить на более приземленные темы. Тем более нам так и не удалось прояснить ситуацию с первопричиной, – усмехнулся Максим. – Скажите, чем вы занимаетесь? Вы, наверное, на пенсии?

Мендель о чем-то задумался; то ли ему не понравилась столь резкая перемена темы, то ли в его голове блуждали совсем иные мысли. Юлия ждала, что он скажет. Но его слова разочаровали ее, так как звучали вполне буднично.

– Да, я на пенсии. Но пенсии не хватает, поэтому я иногда читаю лекции.

– Где, если не секрет?

– В университете. А иногда приглашают всякие общества; раньше этих людей называли любомудрами. Остались еще те, кто желает что-то выяснить по поводу первопричин. Правда, по моим наблюдениям их становится все меньше и меньше.

Ужин завершился, и теперь все прошли в другую комнату и расположились у горящего камина. Пока они сидели за столом, Юлия почти не вмешивалась в застольную беседу, но теперь ей показалось, что настал ее черед.

– Вам, наверное, скучно жить в этом доме одному?

Мендель внимательно посмотрел на нее своими черными оливками глаз.

– А что вы знаете об одиночестве? – вопросом на вопрос ответил он. – Вы когда-нибудь пытались понять, что это такое, почему люди так боятся его?

– Мне всегда казалось, что одиночество – это страшно. Я боюсь остаться одна.

– А одиночество вдвоем вас не пугает?

– Вы имеете в виду нас? – вдруг вмешался Максим. Он сидел с бокалом вина, из которого периодически делал глотки.

– Если вы почувствовали, что мои слова относятся к вам, значит, так и есть. Если бы вы не чувствовали это, вы бы пропустили их мимо ушей. Человек слышит только то, что его задевает.

– Это несправедливое заключение, – с обидой проговорила Юлия, – вы могли бы заметить, что мы любим друг друга. Иначе, зачем мы вместе?

– Причин всегда много. Вернее, она одна, но разбивается в нашем сознании на самые разные, подчас самые нелепые части. Так легче запутаться. Человеку бывает важно до такой степени запутать вопрос, чтобы уже нельзя было найти ответа. Это позволяет ни о чем не беспокоиться. Вы вместе для того, чтобы каждому из вас не пришлось бы оказаться наедине с самим собой. Именно для этого люди и собираются в пары, в группы, в толпы.

– Ну, знаете, – почти грубо проговорил Максим. – Вам не кажется, что вы слишком много берете на себя? Вы считаете, что, побыв в нашем обществе пару часов, вы все уже поняли про нас?

– Так и есть, – сказал Мендель.

Внезапно для себя Юлия вздрогнула.

– А как же тезис о том, что человек сложен?

– Так и есть, – снова однотипно подтвердил Мендель. – Человек сложен. Но сложность как раз и легко понять. Труднее понять простоту. Простота божественна. А вы можете мне назвать того, кто постиг Бога?

– Я подозреваю, что это вы, – насмешливо кривя губя, произнес Максим.

Мендель сидел неподвижно, как статуя, Юлия смотрела на него и ей вдруг показалось, что этот человек по своему красив. В резких чертах лица, в рассекающих его бороздах, во внимательных больших глазах проступало нечто потустороннее. Казалось, его взгляд уходил в такую даль, куда вход обычным людям навечно заказан.

– Что ж, в некотором смысле вы правы, – сказал Мендель. – Я и в самом деле приблизился к Богу настолько, насколько это может сделать грешный человек.

– Ну и как там, вблизи? Не страшновато?

– Страшно вдали от Него. А вблизи, наоборот, замечательно. – Мендель вдруг встал. – Спасибо, за вечер. Теперь мне надо идти.

– Я вас провожу, – вызвалась Юлия.

Они вышли из дома и молча дошагали до ворот.

Там они остановились, и Юлия замялась, не зная, что сказать.

– Вы не знаете, хотите ли вы меня пригласить снова, а быть неискренней не желаете, – вдруг проговорил он. – Не мучайтесь, жизнь подскажет сама. Мой вам совет на прощание: когда не знаете, что сказать, всегда молчите. Помните одну надпись на средневековой картине: или молчи или говори то, что лучше молчания.

Мендель скрылся в своем доме, а Юлия вернулась к себе.

Максима она застала в прежней позе: он сидел в кресле и потягивал вино. Кажется, это новый бокал, отметила она про себя.

– Черт бы нам послал в качестве соседа этого сумасшедшего еврейчика. Мало мне евреев на работе, так тут еще одного нечистый принес. Я хорошо изучил этот замечательный народ: каждый из них про себя думает, что он умнее всех.

– Не знаю, как насчет других, но он мне, в самом деле, кажется умнее многих.

Максим как-то странно посмотрел на жену.

– Ты полагаешь? – глухо проговорил он, и его глаза заблестели. – И в чем же ты усмотрела его необычайный ум?

Юлия замялась, она вдруг поняла, что на этот вопрос ответить не в состоянии. От разговора с Менделем в ее голове сохранились лишь какие-то маловразумительные отрывки – ни одной четкой мысли. И все же она была уверена, что это человек необычно и непривычно умен. Просто она пока не понимает, в чем заключается его ум. Как не понимает первоклассник учебник математики за выпускной класс.

– Я еще не знаю, – честно призналась она и увидела, как облегчено вздохнул Максим. Он боится, что окажется глупее этого Менделя в ее глазах, вдруг поняла Юлия, и ей стало не то тревожно, не то как-то неприятно, так как она вдруг почувствовала, что так оно и есть на самом деле.

– Знаю я таких умников, они полагают, что понимают нечто такое, что непонятно всем остальным. А на самом деле они ничего не умеют делать; начитались всяких книжек – вот и ворочают языком. Смысл жизни, зачем мы живем? А сами ходят как оборванцы. Ты заметила, как он много съел? Держу пари, что у него не на что купить хлеба. Больше всего ненавижу людей, которые не в состоянии нормально заработать, но клеймят тех, кто это умеет, как последних идиотов, которые не понимают их великих истин. А то, что от этого Менделя плохо пахнет, он об этом не думает? Лучше бы в душе лишний раз помылся.

Что касается последнего замечания мужа насчет запахов, то Юлия сидела рядом с их гостем и обязательно бы почуяла, если бы от него шел тяжелый дух. Но ничего подобного не было. Но опровергать слова Максима она не стала, хотя ей были и неприятны его несправедливые и неумные упреки. Пожалуй, ему не стоило произносить эти слова вслух.

– Ну что ты молчишь? – вдруг услышала она голос мужа.

Юлия пожала плечами.

– А что я должна сказать?

– Лучше будет, если мы до минимума сократим наши контакты с ним. Ты согласна? Живет себе рядом и пусть живет. Какое нам до него дело?

– А если он и в правду голодает?

Максим пристально посмотрел на него.

– Что ты предлагаешь? Взять над ним шефство, кормить его три раза в день из ложечки? Он получает пенсию, значит, деньги у него кое-какие есть. Не умрет. А если мы будем его кормить, он никогда от нас не отвяжется. А мне этот тип неприятен. Давай не портить нашу жизнь.