class="p1">Но это все информация о национальных меньшинствах. В большинстве своем украинцы (русины) ничем не выделялись.

После обретения независимости русины пытались самоорганизоваться, но были задавлены агрессивным национализмом.

Так, находящаяся практически на бывшей нашей улице 128 бригада, исправно поставляла закарпатцев на линию СВО для войны с Россией.

Лепестки сакуры

В детстве мне особенно нравилась Первомайская демонстрация. В Мукачево в это время года всегда было по-летнему тепло. Мы ходили колонной в черных сатиновых трусиках и белых маечках, всегда по одному и тому же маршруту, и я с замиранием сердца ожидал, когда же наша праздничная колонна пройдет по улице Московской, где в это время всегда цвели высокие деревья сакуры и вся мостовая была усыпана розовыми лепестками.

Я узнал, как называются эти деревья только недавно, когда начал смотреть в интернете фотографии цветущих деревьев. Мама называла их «китайская роза», но это было неправильно. Китайская роза — это гибискус, у которого цветы красивые, но совсем другие. Они цветут только один день, и китайская роза — это кустарник, а не дерево.

Сакурой называют деревья семейства розовых, подсемейства сливовых (вид — вишня мелкопильчатая), цветы которых исполняет чисто декоративную функцию, то есть не дают плодов.

Когда задувал легкий ветерок, тысячи розовых лепестков пускались в свой последний полет. Иногда мне снится далекое детство, где самое трогательное воспоминание связано с этим полетом. Кажется, и сам я лечу, и так больно и сладко сжимается сердце, и хочется плакать, и я просыпаюсь, и снова утыкаюсь в подушку для того, чтобы вернуть этот сон.

Мое детство с каждым годом отдаляется все дальше и дальше, и с каждым осознанным стремлением вспомнить его, рассыпается и улетает, как те лепестки.

Лес Форнош

Собираясь описать один наш поход в лес по грибы, я попытался обнаружить знакомое с детства название леса: Форнош, но не нашел его на карте. Вместо леса с таким названием оказалось село. Это показалось мне странным. Ведь я с отцом в свое время обошел все окрестные села, и Форноша вблизи Мукачево точно не было.

Стал разбираться. Пришлось справиться в интернете. Оказалось, что в 1946 году село Форнош было переименовано в Лесково, а в 1995 году ему было возвращено прежнее название. Поскольку описываемые мною события происходили в году эдак 1955, буду придерживаться названий того времени.

Итак, в начале лета мы собрались в лес по грибы. Мы, это я, моя сестренка Иринка, четырех с небольшим лет от роду, и наш сосед Мишка со смешной фамилией Болото. Он еще дошкольник. Старшим был я. Мне еще не исполнилось восьми лет, но я уже окончил первый класс и считал себя достаточно взрослым. Родители, видимо, не сомневались в моих возможностях, поэтому отпустили нас втроем без сопровождающих.

Мы вышли с утра довольно рано, но не рассвете, а уже после восхода солнца. Даже сейчас, через шесть с половиной десятков лет, я могу детально проследить наш путь.

Вот мы выходим с нашей Севастопольской, сворачиваем влево и идем по улице Гоголя такой же узкой, как и наша, но уже проезжей, а не тупиковой улочке.

Справа от нас идут заборы двух воинских частей, а слева стоит двухэтажный дом, в подвальчике которого живет моя одноклассница Женька Рубцова со своими родными. Дальше расположен большой, по нашим меркам, продовольственный магазин.

Еще через переулок, в глубине большой пятиэтажный дом, в котором живут семьи военных, и мы жили несколько месяцев, занимая крохотную комнатку в квартире у пожилой женщины, которую мама почему-то называла «дама с камелиями». Затем, за забором, ткацкая фабрика. А потом железнодорожный переезд.

За переездом слева — цыганский табор. Настоящий. Там цыгане живут семьями, оседло. Разговаривают все по-мадьярски. Живут непонятно чем, в утлых хижинах, наподобие той, в которой мы жили в Очамчире на «карельском перешейке». Одним словом, не очень приятное соседство, которое мы всегда старались проскочить побыстрее, дабы избежать конфликтов.

Ух, кажется, и на этот раз пронесло. Ничего, дальше все пойдет спокойнее. Мы проходим по дорожке мимо колючих зарослей шиповника, которые, по случаю начала лета, все покрыты ароматными розовыми цветами.

А вот и «военный» лес. Он весь перекопан старыми и более свежими окопами. Говорят, иногда здесь проводят учения и гремят разрывы. Тогда вокруг леса выставляют охрану. Не знаю, не видел. Но ведь с конца войны прошло всего десять лет. Лес был буковый, взрослый, без подлеска. Травы здесь тоже было мало, поэтому в нем было видно далеко. Если бы были хоть какие-нибудь грибы, мы бы их сразу заметили. Однако грибная пора еще не наступила. Не было даже вездесущих поганок и мухоморов.

Убедившись, что здесь грибами и «не пахнет», я повел свою маленькую команду в соседний лес, который все называли Форнош. Мы шли по проселочной дороге вдоль «военного» леса. Слева от нас находилось «военное» озеро, а на самом деле пруд, который сформировала земляная плотина.

Однажды эта плотина рухнет, и от озера ничего не останется. К счастью, это произойдет еще очень нескоро. «Военный» лес, протянувшийся довольно узкой полосой километра на три, плавно переходил в Форнош. Это сразу было заметно по характеру леса. Здесь росли не только буки, как в «военном» лесу, но и высокие раскидистые дубы, сосны и еще много других деревьев, породы которых я тогда не знал.

Когда писал этот рассказ, я внимательно изучал в интернете карту Мукачево с пригородными селами и обнаружил, что посреди леса, который я по старой памяти называю Форнош, находится значок и надпись: дендропарк «Березинка».

— Так вот почему этот лес был значительно интереснее «военного», — с большим опозданием понял я.

Что же касается весенних цветов, которые изобилии мы собирали не только в Форноше, но и в «военном» лесу, то мы называли их подснежниками. На самом деле это были крокусы Геуфеля или, по-местному, шафран.

Только грибов мы не нашли и здесь. Но это меня нисколько не расстроило, ведь впереди была еще большая часть прекрасного времени, называемого летом. И тут, как потом оказалось, я совершил ошибку.

Если бы мы шли по обычному маршруту, когда шли в Форнош, мы бы двигались по грунтовой дороге, и крохотный ручеек, вытекающий из озера, оказался бы прямо по курсу, и мы легко перепрыгнули бы его, как делали это всегда. И на обратном пути сделали бы то же самое. А так, мы обошли ручеек, а потом, двигаясь влево, увидели, что он становится все шире. Возвращаться обратно не хотелось.

Ничего, решил я,