стали похожи между собой — прямо родные братья, но только с явно азиатской внешностью. На наших мам смотрели одинаково опухшие физиономии, где для глаз сохранились только узенькие щелочки.

Охота в Закарпатье

Поздней осенью, еще до рассвета мы с отцом вышли из автобуса за селом Пестрялово. Стоял густой туман, и редкая машина, проходившая за соседним пригорком, сначала высвечивала причудливый столб света, бьющий высоко в небо, и только потом доносился звук ее мотора, а затем появлялось смутное очертание кузова.

Мы зашли в виноградники, и размокшая земля сразу облепила наши сапоги тяжелыми комьями. В довершение с рассветом пошел холодный осенний дождь. Он казался бесконечным, и скоро наши телогрейки набухли от влаги и сделались вдвое тяжелее. Но сколько бы мы не ходили вдоль виноградников, ни одного зверька даже не увидели.

— Нет, — сказал отец, когда мы совсем выбились из сил, — в такую погоду заяц сидит плотно и выскочит только в том случае, если мы на него наступим. А это, сам понимаешь, случается очень редко. Делать нечего. Давай-ка мы с тобой перекусим, а там посмотрим, что делать дальше.

В поисках подходящего укрытия, мы набрели на одинокий сарайчик. Он был доверху забит сухими поленьями, поэтому укрыться от дождя в нем не удалось. Зато поленья прекрасно годились для костра, который мы развели с подветренной стороны строения. Прячась за стенкой сарайчика, мы развесили для просушки наши телогрейки и принялись за приготовленные мамой бутерброды. Дождь все не прекращался, и спешить нам было некуда.

Отец принялся рассказывать свои бесконечные истории, а я внимательно его слушал. Некоторые истории я знал уже чуть ли не наизусть, но мне все равно приятно было их слушать. Время от времени, мы проверяли, достаточно ли высохли наши телогрейки. Ждать пришлось довольно долго. Все это время мы с отцом, не таясь, громко разговаривали и, когда собрались уходить, время уже перевалило за обеденное. Мы затушили костер, проверили, не остался ли за нами мусор, и пустились в обратную дорогу.

У нас был строгий, годами проверенный порядок движения на охоте. Отец всегда шел впереди с ружьем наперевес, держа его дулом влево, а я шел справа и немного сзади. Так было нужно, чтобы случайно не попасть под выстрел отца. Но едва мы тронулись, как буквально из-под ног выскочил заяц и помчался вдоль проволочной изгороди.

— Это он специально поближе прискакал, чтобы послушать наши россказни, — говорил довольный отец, засовывая добычу в свой видавший виды, сохранившийся еще со времен войны брезентовый вещмешок.

В автобусе, который вез нас в город, редкие пассажиры недовольно на нас оглядывались и к чему-то принюхивались. Ничего не подозревая, мы пришли домой и были встречены недоуменным возгласом мамы:

— Вас что, специально прокоптили?

И только тут мы почувствовали, что от нас ощутимо тянет дымком. Как обычно, мама поила нас чаем, а мы наперебой рассказывали ей о наших приключениях. После этого я умылся, даже голову помыл, но все равно, в школе еще несколько дней замечали, что от меня пахнет гарью.

Накануне охоты отец священнодействовал: доставал свой заветный ящичек, в котором хранились запасы пороха, дроби и пистонов, и собственноручно заряжал патроны. Покупные картонные заряды он не признавал, снисходительно называл их «пукалками» и насыпал в многоразовые латунные гильзы полуторную норму пороха.

В результате в сезон охоты и он сам, и я ходили с отметинами на средних пальцах правой руки, а я иногда и с припухлостью правой щеки, которые образовывались в результате жестокой отдачи отцовского ружья. По заведенной традиции, после окончания охоты я расстреливал газету, в которую мы заворачивали наши съестные припасы. Сначала я был еще мал, чтобы держать ружье на весу, поэтому отец сооружал для меня бруствер, чтобы я мог стрелять лежа. Через год — другой я уже мог стрелять, стоя на одном колене, и только спустя еще какое-то время стрелял из отцовского ружья, стоя в полный рост. Отец заразил меня духом неутомимого скитальчества, и не было в радиусе километров десяти от города такого места, где бы мы с ним не побывали.

В конце августа открылась утиная охота, и отца, который еще не успел окончательно отвыкнуть от охоты на перелетную дичь в Грузии, в бытность свою начальником заставы в Шекветили, неудержимо потянуло на утиную тягу. По непроверенным слухам, подходящая местность была где-то на равнинной западной части Закарпатья. И вот мы высадились из утреннего автобуса в поле за Великими Лучками, в надежде найти подходящее место, с непугаными утками. Однако мы шли час за часом, то по проселочным дорожкам, то по тропинкам, а чаще напрямик, но никакого даже неприметного болотца не было и в помине. Несмотря на то, что мы собирались на охоту, я все же прихватил с собой одну из своих удочек. Сначала отец держал свою двуствольную «ижевку» наперевес, ожидая, что вот-вот выпорхнет перед нами селезень, а я шел, соблюдая дистанцию, справа и немного сзади. Потом, убедившись, в тщетности встретить дичь, повесил ружье дулом вниз, а после передал его мне. У отца за спиной был его еще военный рюкзак с провизией и патронташ на поясе, а я нес ружье и удочку. Словом, экипированы мы были на славу.

Однако, по-видимому, это был «не наш день». Мы шли километр за километром, и вышли на большое кукурузное поле. Время приближалось к полудню, и здесь было по-настоящему жарко. У моего отца был армейский обычай: куда бы он ни шел, на охоту или рыбалку, в любое время года, он никогда не брал с собой воды. Первые годы, особенно пока я совсем был мелким, лет до семи, я иногда не выдерживал и просил напиться. Тогда он останавливался у какой-нибудь лужи и говорил:

— На, пей.

Тотчас всякая охота у меня пропадала. Зная, какой брезгливый я был от природы, он мог быть уверен, что никакой заразы я не подцеплю. Зато как отводили мы душу, придя домой. Мама кипятила чайник, заваривала чай, а на самом деле воду с вареньем, наливала его во все имеющиеся в доме чашки и стаканы, и мы с наслаждением утоляли жажду.

Наконец мы вышли на берег речки, разумеется, это была Латорица, такая знакомая мне река. Только здесь она текла по равнине и была спокойной и ленивой. Берег, насколько мы могли видеть, был в колючих густых зарослях. Так что у нас даже и мысли не возникало пробраться к воде. Перед нами встал вопрос: куда идти дальше. Мы повернули направо