Я смотрю в интернете на карту «Спутник» и вижу, какую мы совершили ошибку. Поверни мы налево, очень скоро добрались бы до искомого болотца. А так, впереди нас ожидал почти десятикилометровый прямой, как по линейке отмеренный берег. Это сейчас со «Спутника» на нем видны ровно нарезанные прямоугольники полей и огородов, а полвека назад здесь было только одно поле — кукурузное.

Первое время мысль о том, что мы можем заблудиться не в лесу, а на поле, пусть даже очень большом и кукурузном, нам даже и в голову не приходила. Однако, чем сильнее припекало стоявшее почти в зените солнце, тем больше нас мучила жажда.

Одно дело переносить жару в лесу или на лугу среди веселой травы и пения жаворонков, а другое дело — на этой черной, едко пылящей при каждом шаге, без единой травинки земле, из которой как острые пики торчат трехметровые стебли кукурузы. В довершение средневековой пытки листья кукурузы превратились в желто-зеленые, изогнутые мачете, которые оставляли порезы на руках и шее при каждом неосторожном к ним прикосновении. Я не жаловался, так как знал, что жаловаться бессмысленно. Пот, который сначала обильно выступал, высох, и язык ворочался во рту, как сухая щепка.

— Ах, я, старый дурак! — услышал я слова идущего немного позади отца и, повернувшись, увидел его черное от пыли в потеках пота лицо.

Моему «старику» не было и сорока лет, и ему предстояла еще очень долгая в полвека жизнь. Мы не умерли, а вышли из этого проклятого поля. Солнце уже явно клонилось к закату. Заросли кукурузы расступились, и мы вышли на проселочную дорогу. Колючая поросль вдоль реки тоже закончилась, и через Латорицу пролегал деревянный мост.

За дорогой был самый настоящий лужок, с недавно скошенной травой и стожками сена, собранными заботливыми руками. Моментально сбросив одежду, мы оказались в реке. Мы по очереди через мою кепку пили теплую мутноватую воду, и, казалось, я в жизни не пробовал ничего более вкусного.

Дальнейшее было просто: вдоволь накупавшись, я отыскал червяка в глине у берега, и скоро у нас в руках оказалось штук пять небольших окунишек, очень подходивших для ухи, которую отец споро приготовил в испытанном закопченном котелке. А потом мы еще долго сидели у догорающего костра и уже со смехом вспоминали выпавшее на нашу долю приключение. Мы немного примяли пару соседних стожков и легли поверх пахучего сена, запрокинув головы и глядя на темное бархатное небо с неисчислимым количеством сияющих звезд. У меня было ощущение, что я впервые заглянул в вечность.

В завершение клипа об охоте вспомнил забавную историю, рассказанную отцом, о том, как дядя Коля охотился на уток. Не знаю, видел ли он, как отец стрелял уток в Грузии, или только слышал его рассказы, но дядя Коля тоже захотел стать охотником. Он купил одноствольное ружье и всю необходимую для охоты амуницию и пошел охотиться на соседний пруд. Отец рассказывал ему, что стрелять нужно только по летящим уткам, но дядя Коля не внял его советам. Когда он подкрался к воде, то увидел совсем близко плавающих селезней. Выстрел оказался удачным, потому что сразу несколько уток перевернулось кверху лапками. Пока он складывал добычу в мешок, к нему подошел хозяин, живущий рядом с прудом. В селе все знали друг друга, хотя, не могу сказать, что питали дружеские чувства.

— Ты зачем пострелял моих уток? — спросил хозяин.

— Это не твои, а дикие! — возразил ему дядя Коля.

— А ну, покажи! — настаивал тот.

На беду, среди пестрых уток оказалась одна белая. Пришлось дяде Коле платить за убитых домашних уток втридорога.

Озеро «Военное»

На самом деле это было даже никакое не озеро, а просто пруд, в котором вода от небольшого ручья скопилась после строительства земляной дамбы в самой низкой части небольшой ложбины между двумя пригорками. Военные строители соорудили дамбу, построили небольшой домик и поселили туда сторожа, в обязанности которого входила не столько охрана, сколько сбор платы с рыболовов — любителей за посещение озера. Озеро «зарыбили» серебристым карасем и карпом, а пескари развелись в нем самостоятельно, в качестве бесплатного приложения.

Вот этими-то пескарями и ограничивался наш улов на первых порах. Так продолжалось до тех пор, пока я не начал всерьез интересоваться рыбной ловлей, и, для начала, обходить более удачливых рыболовов и выспрашивать, как и на что они ловят карасей. После этого мы поменяли наши снасти, заменили червей на тесто и перловку и ушли с дамбы в более привлекательные для карасей окрестности.

По весне это было самое узкое и мелкое место, куда впадал ручей, который еще только собирался стать озером. Вода здесь прогревалась быстрее всего. Это и привлекало рыбешек ранней весной. Уже в начале апреля карасики заходили сюда и набрасывались на любой корм, для того чтобы потом, месяц спустя у них хватило сил на нерестовые безумства. Совсем маленьким мальчишкой я наблюдал бесшабашное карасиное поведение, еще и не подозревая, что это и есть всеобщее следствие любви. Обычно осторожные в период нереста рыбешки совершенно переставали обращать внимание на человека и отчаянно барахтались в траве у самых моих ног. Мне стоило больших усилий, чтобы не поддаться соблазну и не попытаться схватить руками хотя бы парочку карасиков. Но нет, я знал, что делать это ни в коем случае нельзя. И крепился до последнего.

Зато как приятно было приехать сюда с отцом или одному чудесным апрельским деньком, закинуть удочки, и, блаженно щурясь под ласковым весенним солнышком, подставить ему свои худенькие мальчишеские плечи.

Каждую весну, вплоть до поступления в институт, я успевал загорать так, что после этого никакие летние солнечные ванны не могли мне причинить никакого вреда. И только посреди первой летней сессии, когда я отправился на Пироговское водохранилище и целый день провел на весельной лодке — вот тогда я по-настоящему обгорел в первый раз, чему несказанно удивился.

В предчувствии долгожданной весенней рыбалки, каждый раз, выходя в «военный» лес за первоцветами, которые мы без разбора называли «подснежниками», я неизменно делал порядочный крюк и заходил на озеро. Лиловые крокусы начинали появляться в Закарпатье в двадцатых числах февраля, когда на озере еще лежал потемневший лед, а ручей был почти сух и недвижим. Как-то раз я вытоптал резиновым сапогом приличную ямку в том месте, куда в апреле поднималась вода и была средина узкой протоки.

В тот апрель среди взрослых рыболовов проводили соревнование. Я приехал на велосипеде один, отдал