Овчарка поднялась и зарычала.

– Что ты, Альма, девочка, не рычи! Я тебе угощение принесла! – и Надежда подняла над забором пакет из мясной лавки.

Собака снова рыкнула, но не так грозно. В ее взгляде появился живейший интерес.

Надежда вытащила из пакета небольшой шматок мяса и перебросила через забор. Овчарка подскочила к мясу и громко зачавкала, а Надежда Николаевна открыла калитку и проскользнула на участок.

Вспомнив о своих обязанностях, Альма оторвалась от угощения и зарычала.

– Ну что ты, что ты! Мы же друзья! И хозяйка тебе что говорила? Чтобы муха не пролетела. А разве я похожа на муху?

Альма смотрела с сомнением, и Надежда применила самый сильный аргумент:

– Вот на тебе еще кусочек!

На этот раз она бросила овчарке самый костлявый шмат мяса, чтобы занять ее надолго.

Альма захрустела костями, а Надежда подобралась к дому.

Дверь, естественно, была заперта, и Надежда Николаевна пошла вдоль стены, заглядывая в окна. Цезарь сидел в сумке, тихонько поскуливая, он был явно взволнован.

В первом окне Надежда разглядела обычную жилую комнату – круглый стол, накрытый скатертью, шкаф с посудой, небольшой диванчик… За вторым окном была кухонька. Плита на две конфорки с газовым баллоном, стол, накрытый клетчатой клеенкой, холодильник, пара шкафчиков, несколько стульев.

Она подошла к третьему окну… И тут Цезарь заволновался, заскулил и начал подпрыгивать, пытаясь выбраться из сумки.

За этим окном находилась маленькая полутемная комната, большую часть которой занимала старая металлическая кровать с блестящими шарами на изголовье, на которой лежала укрытая почти до самых глаз женщина. Возле кровати стояла стойка с капельницей, от которой к руке женщины тянулась трубка.

Окно было пыльным, и, чтобы лучше разглядеть женщину в кровати, Надежда открыла его пошире, благо оно оказалось не заперто. Лицо женщины было бледным, как простыня, и таким же безжизненным, глаза закрыты, но Надежда узнала Софию Листьеву, которую видела только на фотографиях.

Цезарь, который все это время прыгал и повизгивал от возбуждения, сумел-таки выскочить из сумки, молниеносно запрыгнул на подоконник и юркнул в комнату.

– Цезарь, стой! – запоздало вскрикнула Надежда.

Но пудель был уже внутри: стоя на задних лапах возле кровати, он радостно скулил.

Что делать?

Надежда взглянула на часы. До возвращения Варвары Черевичкиной оставалось десять – двенадцать минут. Нужно было срочно вызволять Цезаря – ведь если он останется в комнате, Варвара поймет, что ее тайна раскрыта…

– Цезарь, ко мне! Цезарь, ты же мне обещал, что будешь слушаться! – безуспешно взывала Надежда Николаевна.

Пудель ее просто не слышал, он преданным взором смотрел на свою настоящую хозяйку.

– Цезарь, вернись сейчас же!

Ноль внимания.

Выхода не было – и Надежда полезла вслед за ним.

Она не без труда вскарабкалась на подоконник, перелезла в комнату, подошла к кровати.

Цезарь даже не взглянул на нее.

– Цезарь, пойми, ты не можешь здесь остаться! Нам нужно уходить! Скоро вернется та ужасная женщина!

Цезарь не оглянулся. Вместо этого он потянулся мордой к хозяйке и облизал ее лицо.

Надежда хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле: она увидела, что глаза Софии открылись.

Женщина увидела своего пуделя, и ее губы тронула слабая улыбка.

– Цезарь, милый, ты меня нашел… – произнесла она одними губами, но Надежда поняла.

Цезарь тоже понял и тоненько тявкнул.

Тут София заметила Надежду, улыбка сползла с ее лица, и она еле слышно проговорила:

– Кто вы?

– Ох, это долго рассказывать! В общем, я нашла Цезаря, а потом у него на ошейнике ваш номер, это я вам звонила.

София облизала пересохшие губы и прошелестела слабым, прерывающимся голосом:

– Где… я? Где мы? Что… что это за место? Это ведь… это не больница? Я была в больнице…

– Нет, не больница. Вас держат в плену какие-то подозрительные люди. Я не знаю, чего они от вас хотят.

– Я… я тоже не знаю. Но я… я догадываюсь…

– Догадываетесь?

– Они… они говорят, что все дело в собаке… что Цезарь… в нем ключ…

– Ключ? Ключ от чего?

– Я… я не знаю.

– Что с вами случилось? Вы помните?

– Они… они схватили меня на улице… затащили в машину, стали спрашивать…

– Про что?

– Про читающую девушку, про ключ…

– Ага… А что вы им сказали?

– Ничего, я ничего не знаю, я только успела выпустить Цезаря, он убежал, а они…

– Они вас пытали?

– Да нет, пугали больше. А потом вы позвонили, и мне пришлось им сказать, что Цезарь у вас.

– Я же не знала… А что было потом?

– Мне удалось выскочить из машины, но он… он на меня наехал…

– Такой бритый наголо?

– Он… я не знаю, кто они такие…

На улице раздалось негромкое рычание. Надежда выглянула в окно и увидела Альму, выразительно посматривающую на улицу.

– Что, твоя хозяйка возвращается? – Надежда испуганно взглянула на часы и обратилась к Софии: – Сейчас мне нужно уходить, но я постараюсь вас спасти…

– Спасибо, – прошелестела та, но в ее голосе явственно звучало сомнение. – Прошу вас только об одном: спасите Цезаря. Не допустите, чтобы он попал в их руки!

– Обещаю!

Цезарь, услышав свое имя, заволновался пуще прежнего.

– Слушайся ее! – тихо проговорила София, и эти слова отняли у нее все силы. Глаза ее закрылись, лицо залила бледность.

Альма зарычала громче.

– Все, мне пора! – Надежда подхватила под мышку Цезаря, который на этот раз не сопротивлялся, и шагнула к окну, но увидела, что Варвара Черевичкина входит в калитку. – Вот черт! – прошептала она. – Не успели…

Вернувшись домой, Черевичкина наверняка первым делом придет сюда, чтобы проверить свою пленницу…

Заметавшись по комнате, Надежда заметила дверь, за которой оказался тесный и темный чуланчик. Юркнув туда, она наспех запихнула пуделя в сумку и шепотом предупредила:

– Ни звука! Не скулить, не лаять, не чесаться и не кашлять!

Цезарь послушно затих.

Но тут Надежда вспомнила, что оставила открытым окно. Она выскочила из чулана, торопливо прикрыла окно и в последнюю секунду успела вернуться.

Скрипнула дверь, и послышались шаги Черевичкиной.