12

Когда у тебя нет выбора, когда с детства твоё сердце наполнено любовью к одному-единственному мужчине, когда глаза твои видят только его… Его прикосновение — это гром зимою, снег летом, цунами, землетрясение, причем одновременно. Это, когда слабеют ноги… Это, когда не помнишь своего имени…

Теперь я знаю, что это такое! Тот поцелуй шесть лет назад — это детский лепет, по сравнению с этим.

Его тёплые сухие губы на моих губах… Все мое тело — оголенный нерв, мне больно от прикосновения этих желанных губ. Мне больно, но нет ничего естественнее, нет ничего нужнее этой боли.

Но этого мало. Даже руки, царапающие его спину, дают мне больше ощущений, чем простое легкое прикосновение губ. Мало! Я хочу по-настоящему, по-взрослому! Но он никогда не решится.

Я сосредоточена на своих чувствах. Я не слышу ничего вокруг. Я не вижу ничего. Я чувствую его каждой клеточкой, каждой порой своего тела. И это мой язык скользит в его рот. Первым. И прикасается к его… И трогает его зубы. У меня нет стыда — я потираюсь о его грудь. У меня нет совести — я обвожу языком его губы. У меня больше нет воли — я не отпущу его, я никогда его не отпущу.

И он отвечает! Не верю себе, но он отвечает! Да еще как! Он сгребает меня в охапку с силой, с нетерпением… Я впечатываюсь в него, я распластываюсь по его груди. Его язык бешено врывается в мой рот, сталкивается с моим, трогает небо, линию зубов… и начинает толкаться, имитируя совсем другие движения!

И, о Боже! Я просто повисаю на нем безвольной куклой, тряпочкой… Я в вакууме, куда не долетают звуки… все, кроме каких-то странных полустонов-полувсхлипов… Это я?

Нет, не-е-ет, только не отстраняйся! Только не отпускай меня! Но он уже оторвался, отодвинулся. Я не сразу смогла открыть глаза, а когда смогла, то поняла, что не только я в смятении, но и он.

Матвей, похоже, понял, что я сейчас просто не смогу устоять на ногах — не оттолкнул сразу, придержал, немного отодвинувшись.

Уткнувшись лбом в его футболку, я думала: "Так бывает со всеми? Или это только я такое почувствовала? А он?"

— Матвей?

Его руки напряглись на моей талии.

— Не надо так, — он говорил сквозь стиснутые зубы. — Лучше вообще молчи. Иначе…

Не понимаю. Что я сказала-то? Бесчувственный чурбан! Невыносимый человек!

Я отодвинулась сама. Убрала руки с его тела. И пошла в дом, не оглядываясь.

Видела из окна в кухне, как Матвей посадил Даню в машину и куда-то уехал. Вяло разогрела ужин. Без желания, без аппетита. Какой тут аппетит, если перед глазами его приближающееся ко мне лицо, если на губах — вкус его губ? Просто попила чаю одна — они все не возвращались. Оставила все на столе — можно будет разогреть в микроволновке…

Закрыла входную дверь изнутри, вдруг эти гады — Вадим с друзьями — решат прийти. Выключила свет во всем доме и легла на диване перед выключенным телевизором.

***

Зачем уехал? Как мог бросить ее одну в доме? Вдруг эти подонки решат вернуться? А она — совсем одна! Осознал всю степень опасности только через полчаса, отъехав прилично от дома.

Мне нужно было обдумать, остыть. Мне нужно было побыть одному. Даня любил ездить в машине — обычно смотрел в окно или спал в детском кресле. Я думал о том, что натворил.

Я забыл о ребенке. Я забыл о мужиках, которые угрожали и вполне могли вернуться. Я забыл обо всем на свете, когда она засунула свой язык в мой рот. Снесло крышу. А сейчас я почему-то вдруг подумал — она меня соблазняет! А что если она не так уж и невинна? Почему я решил, что она девственница? Сейчас девчонки ранние — и Лиза с парнями встречалась.

Во всяком случае, действует она вполне по-взрослому. И моя реакция на нее… Что со мной? Почему так неприятно, так гадко думать о том, что у неё кто-то был, что кто-то уже ласкал это нежное девичье тело, так крепко прижимавшееся ко мне?

Я понимал, что её вины в этом нет никакой — она мне ничего не обещала. А я всегда только отталкивал ее. Я не думал, что однажды произойдёт такое, как сегодня. Не хранил ее для себя. А мог. И теперь вот мысль о том, что девственность Лизы досталась другому, сводила с ума.

Достал из бардачка бутылку шампанского, купленного в магазине на заправке для Саши. Оглянулся на Даню — спит, и остановившись на обочине, выпил сразу половину, с трудом глотая мерзкий напиток.

Назад ехал еще быстрее, потому что осознал, наконец, две вещи.

Во-первых, я — мудак, потому что оставил Лизу одну в доме.

Во-вторых, я — идиот, потому что отказываюсь непонятно почему от того, что само идет в мои руки.

В доме было темно. Вот тут-то меня и накрыла паника — они ее забрали. Сука, я бросил ее! Ублюдок! Только о себе думал! О том, как хотелось бы первым у нее оказаться! О том, что она могла с кем-то там… А ее в это время…

Что делать? Нужно найти ее и быстрее. Куда деть Даню? В долю секунды, как часто бывает в трудной ситуации, принял решение: Даню отнести в дом и закрыть, а потом спасать Лизу.

Дверь в дом оказалась заперта. Снаружи или изнутри? Одним ключом это можно было сделать с обеих сторон. На связке ключей от машины был и запасной от дома. Отомкнул, подсветив себе телефоном. Бегом вернулся за Даней. Занес его в дом.

Не включая свет, уложил на нашу кровать. Метнулся в зал за телефоном, думая полицию вызвать? Включил свет. И увидел ее, спящую на диване, свернувшуюся калачиком. Маленькую, беззащитную, с растрепанными волосами, безумно красивую девочку… Стоял и смотрел. И не мог заставить себя отвернуться.

Как поступить? Воспаленный бутылкой шампанского, всем случившимся, и примитивным желанием секса мозг подкидывал несколько противоположных направлений действий. Укрыть ее одеялом и оставить в покое, замкнуться и лечь спать. А может, раздеться и лечь с ней рядом? Или отнести в ее спальню? А там… уложить в кровать и уйти? Или остаться?

Но тут она открыла глаза и снова удивила меня своими словами.

13

Вернулся, слава Богу! Я безумно обрадовалась, увидев Матвея. Только он, как всегда, смотрел