Матвей Бенционович открыл было рот, чтобывозразить, но тут же сомкнул губы обратно. Ему пришло в голову, что, на второйвзгляд, объявленный избранник не столь уж и плох, потому что… Но об этом какраз заговорил и владыка:

– Феликс Станиславович хоть и ходит ко мне наисповедь, но делает это, как в караул заступает или на развод, словно быисполняя предписания артикула. Отрапортует мне со всей дотошностью, сколько разматерно выругался и у каких непотребных девиц побывал, получит отпущениегрехов, щелкнет шпорами, поворот кругом и марш-марш. Он из той редкой породылюдей, которым вера совершенно ни к чему. Впрочем, – улыбнулся Митрофаний, –полковник, верно, очень оскорбился бы, если б кто назвал его материалистом –пожалуй, и в морду бы дал. А служака он исполнительный, свое полицейское делознает и храбрец, каких мало. Завтра вызову его, попрошу съездить – не откажет.

Так владыка и поступил: вызвал,проинструктировал, и полицмейстеру, конечно, в голову не пришло упрямиться – онпринял пожелание преосвященного беспрекословно, как принял бы приказ отгубернатора или директора полицейского департамента. Пообещал прямо с утра,передав дела помощнику, отправиться в путь.

Но прежде того, вечером, особый нарочныйдоставил из Нового Арарата новое письмо, которое совершенно потрясло владыку,Бердичевского и Пелагию, хотя в то же время многое и разъяснило.

Да, впрочем, что пересказывать своими словами,только путать. Вот он, этот документ. Как говорится, комментарии излишни.

С Ваше преосвященство,

Не уверен, что Вы именно тот, кому следуетадресовать это письмо, но ни местожительство, ни родственные обстоятельствамолодого человека, остановившегося в ново-араратской гостинице “Ноев ковчег”под именем Алексея Степановича Ленточкина, никому здесь не известны. В нумере,который он занимал, на столе обнаружен конверт с надписью “Преосвященному о.Митрофанию, Архиерейское подворье, Заволжск” и рядом чистый листок бумаги, какесли бы Ленточкин намеревался написать Вам письмо, но не успел. Потому-то я иобращаюсь к Вам, владыко, в надежде, что Вы знаете этого юношу, сумеетеизвестить родственников о приключившемся с ним несчастье и сообщите мне любыеподробности о его предшествующей жизни, так как это очень важно для выбораправильной методы лечения.

Г-н Ленточкин (если это его настоящее имя)страдает острейшей формой умственного помешательства, исключающей возможностьего транспортировки с острова. Нынче на рассвете он прибежал в принадлежащуюмне психиатрическую лечебницу, пребывая в столь плачевном состоянии, что я былвынужден оставить его у себя. На вопросы не отвечает, только все времябормочет: “Credo, credo, Domine” и по временам произносит лихорадочные,сбивчивые монологи бредового содержания. Помимо очевидной нецелесообразностиперевозки больного с места на места, характер его мании интересен мне какмедику. Полагаю, что Вам доводилось слышать о моей клинике, но, возможно, Вы незнаете, что я берусь лечить не любые умственные расстройства, а лишь те, чтоплохо изучены психиатрической наукой. Случай Ленточкина именно таков.

Не стану обременять Вас печальными деталями,ибо все же не вполне уверен, что Вы знакомы с моим новообретенным пациентом.Учитывая религиозную тематику его бреда (невразумительного и почтибессвязного), легко предположить, что Ленточкин вознамерился написатьгубернскому архиерею так же, как иные мои подопечные пишут государю императору,папе римскому или китайскому богдыхану.

Если же Вы все-таки знаете, как связаться сродственниками Ленточкина, то поспешите. По опыту я знаю, что состояние такихбольных, за редчайшими исключениями, ухудшается очень быстро и вскоростизаканчивается летальным исходом.

Остаюсь почтительный

слуга Вашего преосвященства,

Донат Саввич Коровин, доктор медицины.

В связи с новым, прискорбным поворотом событий(даже удивительно, что заранее не предугаданным такими умными людьми), вновьвозник спор, кому ехать. В конце концов владыка настоял на прежнем своемрешении, и в Новый Арарат был командирован полицмейстер, однако этому итогупредшествовал резкий спор между отцом Митрофанием и сестрой Пелагией – МатвейБенционович в вопросе о Лагранже придерживался нейтралитета и потому большеотмалчивался.

Спор был о Гордиевом узле. Началось с того,что архиерей уподобил полковника Лагранжа решительному Александру, который, несумев распутать хитроумный узел, попросту разрубил его мечом и тем отличновышел из конфузной ситуации. По мнению преосвященного, именно так в случаезатруднения поступит и Лагранж, который как человек военный не станет пасоватьни перед какой головоломкой, а пойдет напролом, что в таком казусном деле можетоказаться самым действенным приемом.

– Мне вообще сдается, – сказал владыка, – чточем сложнее и запутанней положение, тем проще из него выход.

– О, как вы ошибаетесь, отче! – в чрезвычайномволнении вскричала Пелагия. – Какие опасные вы говорите слова! Если такрассуждаете вы, мудрейший и добрейший из всех известных мне людей, то чего жеожидать от земных правителей? Они-то и без того при малейшем затруднениисклонны хвататься за меч. Разрубить Гордиев узел заслуга невеликая, любой дуракбы смог. Да только ведь после этого Александрова подвига на свете одним чудомменьше стало!

Митрофаний хотел возразить, но монахинязамахала на него руками, и пастырь изумленно уставился на свою духовную дочь,ибо никогда еще не видел от нее такой непочтительности.

– Не бывает простых выходов из сложныхположений! Так и знайте! – запальчиво воскликнула инокиня. – А военные вашитолько всё ломают и портят! Там, где потребны такт, осторожность, терпение, онивлезают со своими сапогами, саблями, пушками и такое натворят, что после долголечить, латать и поправлять приходится.

Епископ удивился:

– Что ж, по-твоему, военные вовсе не нужны?

– Отчего же, нужны. Когда супостат напал итребуется отечество защищать. Но ничего другого им доверять нельзя! Никакогогражданского и тем более духовного дела! А у нас ведь в России военным чеготолько не поручают! Для того, чтоб наладить неисправное в тонком механизме,сабля – инструмент негодный. И полковника вашего в Арарат посылать – все равночто запускать слона в фарфоровую лавку!

– Ничего, – отрезал Митрофаний, обидевшись завоенное сословие. – Ганнибал на слонах Альпы преодолел! Да, ФеликсСтаниславович миндальничать не станет. Он все острова вверх дном перевернет, носыщет мне злодея, который Алешу до желтого дома довел! Призрак, не призрак –Лагранжу все равно. И кончено. Иди, Пелагия. Я своего решения не переменю.