Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Налоговые взносы наиболее доходных провинций в 15401548 гг. (в % от общего дохода всех семнадцати провинций под властью Габсбургов)
(Провинция … %)
Фландрия … 33,8
Брабант … 28,76
Голландия … 12,99
Артуа … 5,65
Эно … 5,47
Зеландия … 4,37
Лилль, Дуэ, Орши (т.н. Валлонская Фландрия — прим. ред.) … 3,29
Гелдерланд … 1,14
Турне и Турнези … 0,93
Намюр … 0,90
Фрисландия … 0,59
Оверэйссел (с Дренте) … 0,55
При том что три крупнейшие провинции с 1420-х годов находились под одним правителем и власть бургундцев, а затем Габсбургов была сосредоточена в Брюсселе, Габсбурги, тем не менее добились объединения севера главным образом благодаря людям и ресурсам Голландии. Фландрия и Брабант отдавали огромные суммы в казну императора в Брюссель во время всего периода борьбы за объединение с1516по1543 год. Но вследствие растущего доверия правительства провинциальным Штатам и новых методов, которыми они пользовались для сбора денег на военные расходы (по крайней мере, в более развитых частях Нидерландов), габсбургскому правителю приходилось идти на значительные уступки этим трем провинциям в процессе распределения этих средств. Это значило, что постоянные отказы Фландрии и Брабанта уделять внимание тому, что происходило на севере, имели значительное влияние на использование ресурсов и дохода в Нидерландах. У Штатов Фландрии был принцип, что те деньги, которые они выделяли на военные нужды императора, не могли быть использованы на севере. В каждом акте пожалования значилось, что деньги Фландрии должны быть использованы для защиты Фландрии от французов, а это значило, что единственной провинцией, где эти деньги могли быть использованы, была Артуа, которую Гент и Брюгге рассматривали как бастион Фландрии.
Действия социальных, экономических и политических сил на севере, которые привели к объединению и поддерживали его, в большей степени представляли собой взаимодействие — как привлечение, так и сопротивление — с Голландией. Ресурсы и армии, покорявшие более мелкие провинции севера, предоставлялись преимущественно Голландией. Но если притязания Карла V на сюзеренство на севере обосновывались его титулом графа Голландии и Зеландии, то его интересы и цели значительно отличались от целей Штатов Голландии, и он заботился о подчинении новых провинций не только как граф Голландии, но и как граф Фландрии и герцог Брабанта. Габсбургское правительство было заинтересовано в присоединении новых земель к Нидерландам и в сохранении центра власти, столицы и основного источника политической и церковной поддержки на юге, в Брюсселе. Основной целью всего этого было усиление бастиона Габсбургских Нидерландов против Франции.
Результатом стала взаимоисключающая двойственность властных структур, которые практически не были связаны между собой. Раскол 1572 года стал обратным движением от объединения 1516–1549 годов лишь поверхностно. В реальности восстание против Испании лишь подтвердило лежащее в его основе разделение севера и юга и длительное, постепенное подчинение севера господству Голландии. Во многом безрезультатные голландские попытки доминировать над мелкими провинциями севера к 1516 году длились уже несколько столетий и всё равно сталкивались с упорным сопротивлением. Но это противостояние отнюдь не было всеобщим. Голландские вторжения встречали поддержку, равно как и сопротивление, от городов и групп дворянства, и именно растущая зависимость, а также увеличение голландского богатства и влияния сделали объединение северных провинций логичным и необратимым.
Это подчинение Голландии, ставшее важным элементом процесса объединения, было одновременно политическим, экономическим и культурным. Как показывал прошлый опыт, сами по себе северо-восточные провинции оказывались в состоянии нестабильности и беспорядка. Провинциальное правительство в той форме, в которой оно было представлено, было слишком хрупким во Фрисландии, Гронингене, Оверэйсселе, Дренте, Утрехте и даже Гелдерланде, оно не могло обеспечить жизнеспособную основу для уничтожения хронической борьбы партий и установления стабильной администрации. Стабильность, если она и могла вообще появиться здесь, могла прийти только из единственного потенциально сильного центра — из Голландии.
Фландрия и Брабант не могли стать подходящей альтернативой. Реки и внутренние водные пути, а с ними и торговля, шли с запада на восток, а не с юга на север, так что для речных городов Гелдерланда и Оверэйссела большое значение в экономике имел поток товаров вдоль Рейна, Мааса и Ваала и через Зёйдерзе, — то есть взаимодействие с Голландией, — а не скудные контакты с Фландрией и Брабантом.
Сомнительный, двойственный характер процесса объединения севера 1516–1549 годов, а также предшествующая этому война между Голландией и Гелдерландом в 1506–1508 годах отразились и в гуманистских разногласиях, окружавших рождение батавского мифа. Этот миф, привлекательная идея о том, что древние батавы, описанные Тацитом, — героические, добродетельные и любящие свободу, успешно восставшие против римлян во главе со своим лидером, Клавдием Цивилисом, — жили когда-то на территории северных Нидерландов или в какой-то ее части, внесла важный политический и культурный настрой в круги голландских гуманистов около 1500 года.
С самого начала миф о племени батавов был действенным фактором в создании нового, более широкого понимания патриотической идентификации с Голландией как политическим, моральным и культурным единством, patria или «нацией», — Аврелий часто использовал эти слова. Именно поэтому далее этот миф стал неотъемлемой частью голландской культурной идентичности во время Восстания и Золотого века. Гуманисты сразу же поняли, что было на кону, ведь какие угодно люди, проживавшие в Исторических Нидерландах или неподалеку, являлись потомками древних батавов, что давало им политическое и моральное значение и потенциальную императорскую мантию, и всё это подтвердило бы их претензии на превосходство и поставило бы этот народ на ступень выше своих соседей. Никто не полагал, что батавы жили на юге, но южные гуманисты приложили руку к возникновению сомнений о заявлении Корнелия Аврелия, высказанного в его «Defensio Gloriae Batavinae» (1510 г.), о том, что именно Голландия была домом батавов и голландцы были их потомками. Но самый значительный вызов идеи Аврелия встретили с другой стороны. Гельдерландец Гелденхауэр в течение двадцати лет оспаривал идею Аврелия. Пиком этого стала публикация его «Historia Batavica» (1530 г.), где он заявил, что не «Голландия», а «Гелдрия» была территорией древних батавов.
Таким образом, начало борьбы между Гелдерландом и Габсбургскими Нидерландами в шестнадцатом веке и нарастающий конфликт в Утрехте, Фрисландии, Гронингене и Дренте можно рассмотреть на двух уровнях. С одной стороны это была династическая борьба, в которой габсбургский правитель, чьи силы были сосредоточены в Брюсселе, столкнулся лицом к лицу со своими оппонентами, в частности с герцогом Гелдерланда. С другой стороны, для многих голландцев, включая Эразма, и особенно в великой хронике Голландии 1517 г. под авторством Аврелия, это было соревнование между Голландией и ее беспокойными соседями, на контроль над которыми у Голландии было полное право. Голландский дворянин Йохан II ван Вассенар, командующий армией Карла во Фрисландии, убитый во время осады Слотенав 1522 году, представлял императора, но Аврелий восхвалял его как воплощение голландских достоинств и свободы и символ голландской знати[20].