И вот послышался шум въезжавшей на заднюю подъездную дорожку машины. Кэссиди поймала себя на том, что напряженно смотрит на дверь. Она ждала Донована, но он этого знать не должен.

А что делать дальше, она не знала. Может, усесться смотреть телевизор или заняться еще чем-либо? Черт возьми, почему она не продумала эту часть плана?

В конце концов она направилась в гостиную к бару и начала смешивать коктейль.

— Кэссиди, мы дома. Где миссис Винтерс?

Она подошла к Доновану, поцеловала его в щеку и забрала у него Вэна.

— Я ее отпустила. Мне захотелось устроить семейный вечер.

— Очень хорошо. Нам надо поговорить.

— О чем?

— О моей семье… Чем ты занималась?

— Смешивала мартини с джином.

— Я сам сделаю. А ужин будет?

— Да. Лососевый стейк на гриле и салат.

Он ухмыльнулся, и она обрадовалась:

— Я только переодену Вэна.

— Я пойду с тобой. Мне тоже нужно переодеться. Как думаешь, нашему малышу еще рано купаться в бассейне?

— Честно говоря, понятия не имею.

Они стали подниматься по изгибающейся подковой лестнице.

Донован коснулся ее плеча, а потом потрогал прядь волос. Кэсси обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Мне нравятся твои волосы.

— Спасибо, — ей показалось, что голос у нее немного сел.

— Господи, Кэссиди, ты просто великолепна! — воскликнул Донован и поцеловал ее.

Она давно уже скучала по таким поцелуям. А он еще языком потрогал ее губы, прошелся по ложбинке над верхней губой и только потом проник в рот. И она узнала прежнего Донована!

Кэсси прижалась к нему грудью, но вдруг ощутила на своей шее ручонку Вэна. Она сразу отодвинулась и долго-долго смотрела на мужа. Ей вспомнилось то наслаждение, которое она испытала в их первую брачную ночь. Кажется, это было целую вечность тому назад…

Донован поцеловал детскую ручонку, потом поднялся по лестнице выше жены и пошел дальше, в анфиладу хозяйских комнат.

— Он сегодня очень хорошо себя вел. Проспал два совещания, а потом кокетничал со всеми секретаршами подряд.

— Весь в отца!

— Забавно. Вообще-то в офис управляющего делами приходят не для того, чтобы отсыпаться на совещаниях.

— А для того, чтобы флиртовать?

Поднявшись, Донован пошел к себе. Чтобы переодеться, по ее предположениям. Она положила Вэна в центр огромной супружеской кровати, сняла с него ползунки, расстегнула распашонку и проверила, сухой ли подгузник.

Ребенок лежал на спине, о чем-то разговаривал и сосал палец, пока она не дала ему пожевать пластмассовое колечко. Ей тоже хотелось бы пойти переодеться, но она боялась даже на минуту оставить малыша без присмотра на такой большой кровати.

Поэтому Кэсси взяла валик от изголовья кровати и подложила его Вэну под бочок, а из подушек соорудила вокруг ребенка барьер. Он еще не ползал, так что все будет в порядке.

Ее купальный халат был здесь же, в комоде. Она вытащила его и вернулась к кровати. Вэн уже спал среди подушек с игрушкой на груди. Переодеваясь рядом с кроватью, она изредка взглядывала на него.

Вместо привычных бикини Кэссиди на этот раз надела элегантные трусики, бросила взгляд в зеркало и понравилась сама себе. Вернулась к кровати и поправила подушку. И в следующую же секунду почувствовала на шее сначала дыхание Донована, а потом его поцелуй.

А затем он проложил цепочку поцелуев по всей ее шее. Она вздрагивала от его прикосновений. Он обнял ее за талию и притянул поближе. И какое же восхитительное ощущение от прикосновения его голой груди!

— Займемся любовью? А то я уже почти заболел, так по тебе соскучился.

— Я еще не могу. Но через несколько недель…

— Тогда мы займемся чем-нибудь другим, потому что я не могу не касаться тебя еще день.

Кэссиди развернулась к нему лицом:

— Я тоже тебя хочу.

— Я знаю.

У нее от удивления взлетели брови:

— Да? Откуда?

— Не успел я войти в дом, как твоя сексуальность начала сводить меня с ума.

Она уже собиралась заспорить, но он поцелуем закрыл ей рот. Какие уж тут возражения? Пришлось ответить на его поцелуй.

Пока они готовили ужин и ели, Донован не мог оторвать от Кэссиди ни глаз, ни рук. Вэн мирно спал в переносной колыбельке, и Донован на мгновение почувствовал, что жизнь его прекрасна.

Как бы ни был силен соперник, он, Донован, все равно сильнее. Как бы ни было что-то почти недостижимо, именно этого и не хватало в его жизни. Сейчас, глядя на Кэссиди, одетую в купальный халат, он чувствовал что-то близкое к удовлетворению. И это пугало его как никогда. Довольный и сытый человек обычно стоит в стороне, когда другие действуют. Такой человек не бывает удачлив. А он, Донован, никогда к подобным людям не относился и относиться не будет.

Он желал Кэссиди и радовался тому, что она принесла в его жизнь. Но он знал и еще кое-что: в этом была фальшь. И для них нет способа продлить это мгновение. Между ними стояла его работа.

Из динамиков над бассейном разносились романтические мелодии. После недавних поцелуев Донован больше всего на свете хотел бы заняться любовью со своей женой. Но сначала необходимо поговорить с Кэссиди. Нужно признаться ей, что многие члены его семьи не знают об их женитьбе. Нужно объяснить жене, что происходит.

В глубине души он этого не хотел. Это связано с его работой и не должно было бы ее беспокоить. Она хотела не такого брака. Но Кэсси должна его понять — он обязан сделать все, чтобы заполучить «Толли-Паттерсон».

— Ты что на меня так смотришь?

— Я?

Она кивнула:

— Ты-ты. Так почему?

— Потому что мне так хочется.

Она выгнула бровь:

— А почему тебе хочется?

Ну, например, потому, что ему всегда нравилось, как блестели ее глаза, когда она смеялась или дразнилась. Особенно когда дразнилась. Неважно, кого она дразнила, ему нравилось, как она радуется жизни.

— Удивительно, как это ты, с твоим-то воспитанием, можешь так глазеть?

— А я всегда был из тех, с кем сладу нет.

— А мне всегда это в тебе нравилось.

— И что еще тебе нравится во мне?

— Твоя толстая шкура.

Это его удивило:

— А мне — твоя.

— Я знаю, — передразнила она его.

Мелодия сменилась, теперь звучала «Кареглазая девчонка» Вэна Моррисона[1]. Донован оттолкнул свое кресло от стола.