Короче, Моника не мой тип. Но я надеюсь, может быть, твой, поскольку, как видишь, девушке нужен хороший парень, а ты, как я думаю, лучше меня.

Не знаю, сработал ли план Моники помочь Джулиану с помощью рекламы преподавателя рисования, но знаю точно: предоставь я это ей, ничего не получилось бы. Она разместила в окне кафе одно довольно бестолковое объявление, которое он вряд ли заметил бы. Так что я немного помог ей. Я снял то объявление, пошел в ближайший копи-центр и сделал около десяти копий, которые расклеил в районе «Челси стьюдиос». Я нашел даже могильную плиту Адмирала, упоминавшуюся Джулианом, и прилепил к ней одно объявление. Пока я бродил по чертову кладбищу, я чуть не опоздал на свой рейс. Оглядываясь назад, я понимаю, что мной двигал не альтруизм. Это было смещенное поведение. Поглощенность рекламной кампанией Моники не дала мне пойти в магазин за водкой для моего путешествия. Надеюсь, все эти усилия окупятся.

Полагаю, мне следует ответить на вопрос Джулиана: что единственное определяет тебя, что заставляет все прочее встать на свои места? Что ж, мне нет нужды долго размышлять об этом: Я – НАРКОМАН.

За последние десять лет или около того почти каждое мое решение – важное или не очень – принималось под воздействием моей пагубной привычки. Это определяло и выбор моих друзей, и то, как я проводил свободное время, и даже мою карьеру. Биржевая торговля, будем честными, – это просто узаконенная форма азартной игры. Если бы ты встретился со мной у меня дома, то подумал бы, что у меня все есть: высокооплачиваемая работа, прекрасная квартира и шикарные женщины, – но на самом деле я целыми днями мечтал о том, как словлю кайф. Малейшего наплыва тревоги или скуки было довольно, чтобы я скрылся в туалете с фляжкой водки и порцией кокаина, пытаясь снять напряжение.

На миг Райли подумал, что читает о другом Хазарде. Парень, с которым он познакомился, был явным сторонником ЗОЖ. Он не пил, не ходил на вечеринки, обычно ложился спать в девять часов и вставал очень рано для медитаций. Райли предположил, что он законченный веган (возможно, из-за его хипстерской бороды и саронга, который он постоянно носил), пока не увидел, что парень ест рыбу. Но, рассудил Райли, какова вероятность, что Хазардом зовут какого-то другого человека, чья тетрадь оказалась в его рюкзаке? Ноль.

Райли нахмурился. Как мог он так сильно ошибаться в Хазарде? Неужели все люди настолько сложные? Он явно не такой. Он знает хоть кого-нибудь по-настоящему? Он продолжал читать с некоторой опаской.

Я давно прошел ту точку, когда все это доставляло мне удовольствие. Кайф перестал быть кайфом, а был просто тем, что помогало пережить день. Моя жизнь все сжималась и сжималась, застряв на этой жалкой беговой дорожке.

Недавно я нашел свое фото, где мне лет двадцать, и понял, что потерял себя. В те годы я был добрым, оптимистичным и смелым. Я любил путешествовать в поисках приключений. Я научился играть на саксофоне, я говорил по-испански, танцевал сальсу и летал на параплане. Не знаю, смогу я стать таким снова или уже слишком поздно.

Вчера в какой-то момент я поймал себя на том, что с благоговением смотрю на фосфоресцирующее ночное Южно-Китайское море, и подумал, что, возможно, вновь открою для себя это ощущение чуда и радости. Надеюсь на это. Вряд ли я примирюсь с мыслью прожить остаток жизни без кайфа.

Итак, что теперь? Я не могу вернуться к прежней работе. Даже если я смог бы смешаться со старой толпой и работать с фондовыми рынками в трезвом состоянии, я уже сжег все мосты. Когда я пришел к бывшему боссу с заявлением об увольнении (конечно, под кайфом – последнее «ура!» и все такое), я проговорился ему, что на последней офисной вечеринке нюхнул с его женой грамм кокса, а потом оттрахал ее на том самом столе, за которым он сидит. Я еще пошутил о том, что ухожу с трахом. Вряд ли он напишет мне хвалебный отзыв.

На этом у Райли глаза на лоб полезли. Он подумал, что в Перте нет людей вроде Хазарда.

Так или иначе, работа в Сити действует на нервы. Фактически никогда не производишь ничего, кроме денег. Никому не оставишь наследства. Не в состоянии изменить мир каким-то значимым образом. Даже если бы я смог вернуться туда, не стал бы этого делать.

Итак, Райли. Что ты намерен теперь делать?

Увидев на странице свое имя, Райли шумно выдохнул. Сидевшая рядом с ним женщина с удивлением взглянула на него. Смущенно улыбнувшись ей, он продолжал читать:

«Правдивая история» не случайно оказалась в твоей сумке. Последние несколько недель я выискивал нужного человека. Ты везешь тетрадь Джулиана в то самое место, откуда я ее забрал. Интересно, тот ли ты человек, который сможет стать другом Джулиана или любовником Моники? Или тем и другим? Пойдешь ли ты искать кафе? Сможешь изменить чью-то жизнь? Напишешь ли свою историю?

Надеюсь, однажды я узнаю, что произошло потом, так как мне будет не хватать этой тетради. В то время, когда я бесцельно парил в пустоте, она привязывала меня к космической станции.

Счастливого пути, Райли, и удачи тебе!

Райли уже два дня находился в Лондоне, и его не покидало ощущение нереальности, словно он участвует в тревел-шоу. Его квартира в Эрлс-Корте оказалась в центре огромной строительной площадки. Всё вокруг либо сносилось, либо перестраивалось. Иногда, когда он стоял неподвижно, его охватывало беспокойство: а вдруг его дом снесут или реконструируют?

Иногда Райли жалел, что нашел «Правдивую историю». Ему не нравилось, что он знает чужие секреты, как будто сует нос в чужие дела. Но, прочитав их истории, он был не в силах забыть о Джулиане, Монике и Хазарде. Это как, прочитав полкниги и сжившись с персонажами, случайно оставить ее в поезде, так и не дочитав до конца.

Он не смог воспротивиться желанию заглянуть в кафе. Он подумал, что просто посмотрит на Монику, может быть, и на Джулиана, – посмотрит, соответствует ли реальность образам, которые никак не выходили у него из головы. От этого не будет никакого вреда. Вот чего он не станет делать, пообещал он себе, так это ввязываться. Но пока он шел к кафе Моники, его нетерпение достигло такого градуса, что, подойдя к двери и увидев собравшихся внутри людей, он совершенно забыл, что собирался остаться зрителем, и повернул дверную ручку.

Не успев еще сообразить, что происходит, он оказался на уроке рисования, который вел Джулиан. А сейчас он бродит по этому потрясающему рынку с Моникой.

Моника была так непохожа на веселых, забавных и простых девушек, с которыми Райли тусовался дома. В какой-то момент она разоткровенничалась с ним о смерти своей матери, в следующий – умолкла, потом заговорила о показателе прибыли товаров, которые покупала. Это было своего рода откровением. В собственном садоводческом бизнесе Райли устанавливал цены, делая грубую оценку затрат, а затем прибавлял то, что, по его мнению, мог позволить клиент. Он всегда терпел убытки на заказах миссис Ферт, недавно овдовевшей, но зато брал вдвойне с владельца хедж-фонда, живущего поблизости. Это представлялось ему вполне честным подходом к работе.