– Спасибо и хорошего вам дня! – схватила ключ и тут же вышла. Мы – за ней. – Двигаем! Быстро! – крикнула она. Фрайгунда с Иветтой, которые ждали снаружи, тут же закинули вещи на спину.

Бея огляделась. Посмотрела налево, направо. Мы тоже: налево, направо. Она побежала к выходу.

– Что такое? Можешь объяснить, в чем дело? – ворчала Иветта.

Бея, не останавливаясь, подняла вверх ключ, побренчала им о брелок.

– Ты что?.. – Иветта не договорила. Она поняла, что у Беи в руке. Точно! Ключ от машины! Но где сама машина?

Бея устремилась к площадке напротив вокзала. Интуиция или удача. Когда я ее потом спросила, она ответила «талант». Она осмотрелась – не идет ли тот тип в шляпе. Его не было. Но в любую секунду он мог с криками выбежать из двери.

На открытой площадке стояло несколько машин. Бея бросилась к фургону примерно в два раза больше минивэна клининговой фирмы моих родителей. Без окон сзади. Сбоку – большая коричневая лапа и надпись «Собачий случай».

На полсекунды я было обрадовалась, но тут до меня дошло: она собирается на этом уехать! Бея хлопнула ладонью по машине – внутри послышался лай.

– И что? Ты хочешь их отпустить? – спросила Фрайгунда.

– Чтобы этот урод их снова поймал и убил? Ни за что! – Бея открыла заднюю дверь фургона.

Пластиковые боксы с решетками на дверцах. Громко дышащие собаки. Запыхавшиеся девчонки. Мы уставились друг на друга. Клетки стояли рядами на полу. Три слева, три справа. Одна из собак скулила. Вторая крутилась в своем сером ящике. Третья скребла пол клетки. Еще одна рычала. Воняло еще как!

– Ну, привет! – сказала им Бея. – Спокойно. Все в порядке.

Потом она оглядела нас одну за другой, словно хотела оценить, что будет, если она прямо сейчас предложит нам залезать в машину к этим собакам.

– Кто за то, чтобы спасти собак? – она подняла руку, еще не успев договорить.

Фрайгунда опередила меня лишь на мгновенье – мы обе проголосовали «за». Собаки мне всегда очень нравились. Я толкнула локтем Рику. Она тоже подняла руку. А потом и Антония.

Мы закинули вещи внутрь.

Иветта, не говоря ни слова, залезла в машину и села на одну из клеток – в ней лежал черный пес с очень широкой головой.

– Этот – мой, – сказала она.

– Аннушка, ты мне нужна на переднем сиденье. И, может, еще Антония. – Бея открыла дверь и села на водительское место. Я все еще колебалась. Но если Бея сказала, что умеет водить, значит, действительно умеет. Двигалась она уверенно, и это внушало доверие.

Я залезла внутрь.

Задняя дверь хлопнула. Собаки залаяли. Хлопнула передняя дверь.

В ящике подо мной пищало маленькое пятнистое нечто. Помесь пуделя с чем-то – овцой, барсуком или типа того. Пес скрипел, как будто у него в пасти дверь на несмазанных петлях, которая постоянно открывается от его дыхания. Шерсть у него была мокрая. Судя по запаху, он написал у себя в клетке, а потом улегся в лужу.

Другие собаки были поспокойнее. Один пес выглядел очень старым. Он трясся всем телом. Может, рычал. Но машина рычала громче.

Как я из дома могла попасть сюда? Из своей жизни – на эту клетку с собакой?

На меня навалилась усталость. Голова грозила отломиться от шеи. Глаза не хотели ни на что смотреть. Моего возбуждения хватило ровно до этого места. А теперь, когда момент действительно был волнующий, волнения во мне не осталось ни капли. Я начала догадываться, в чем секрет крутости. Крутых ничего не колышет просто потому, что у них в жизни уже случилось что-то такое, после чего уже ничто не волнует. Кто знает, что в прошлом у всех этих ковбоев, которые перед лицом смерти спокойно жуют жвачку. Может, они тоже просто очень устали.

Стоило на пару секунд отдаться потоку, который пытался унести меня в страну снов, голова падала назад. Какая-то болезненная усталость. Даже сильнее, чем пульсирующая боль в раненой руке. Усталаусталаустала… При каждом торможении я ударялась головой о плечо Иветты, а потом – о дверь машины. Два торможения спустя я постаралась вывернуть шею так, чтобы больше не стукаться об Иветту.

– Полегче, Маяк! – рявкнула Иветта, когда при следующем резком торможении я практически упала ей на колени.

Оставалось только надеяться, что Бея устала не так сильно. Она хоть кофе в поезде выпила! Думала ли она, что нужно взбодриться? Был ли у нее план красть машину?

Вела она отвратительно.

«Нечего стесняться переключения передач», – говаривал мой отец и смеялся. Смешно при этом было только ему, но это его ничуть не смущало. Мама закатывала глаза… Я решила больше о них не думать. Если вспоминать их слишком часто, они усядутся у меня на плече, как ангел и чертик, только оба со стороны ангела: бла-бла-бла, так не делается, подумай о последствиях, будь благоразумна, мы такой тебя не узнаем.

Я тоже такой себя не узнавала. Я была чужой сама себе. Очень интересно с собой познакомиться!

Иветта забарабанила кулаком по стенке, отделявшей нас от водительской кабины.

– Ты что, на вафельнице водить училась? – заорала она.

Из кабины постучали в ответ.

Одна из собак заскулила.

– Пожалуйста, держи себя в руках, у животных стресс, – сказала Фрайгунда.

Иветта посмотрела вниз между ног. Черный пес с огромным черепом дышал ртом, высунув язык.

– Мой улыбается! – сказала она.

От черного кобеля, на клетке с которым сидела Иветта, мне было немного не по себе. У него была невероятно большая голова. Наверное, если его выпустить из клетки, он окажется просто огромным.

– Он не улыбается.

– Откуда ты знаешь? Сама собакой была в прошлой жизни? – поинтересовалась Иветта.

– Нет, – сказала Фрайгунда, смотря в пол. – Я родилась в год Собаки и выросла с собаками. Они заменяли мне друзей, и я до сих пор предпочитаю их общество людям. Их социальное поведение восхищает меня всю жизнь.

Я стала потихоньку просыпаться. Оказывается, Фрайгунда вообще понятия не имеет, что в компании подростков говорить можно, а что – нет. То, что она говорила, говорить было нельзя. За такое получают дурацкие прозвища, а надписи в раздевалке спортзала недвусмысленно говорят, что ты жертва травли. Наверняка над ней издевались в школе.

– Круто! – сказала Иветта. – Ты такая крутая, Средневековье!

Фрайгунда никак не реагировала. Думаю, для нее пубертатного периода не было предусмотрено. Создавалось впечатление, что Фрайгунду учили вместе с другими средневековыми детьми где-нибудь на лугу. По старому учебнику математики, в котором нет чисел меньше нуля.

Я наклонилась к обоссанной помеси пуделя с чем-то. На клетке оказалась табличка с его кличкой.

– Вуван, – сказала я собаке. Очень тихо. Хотела, чтобы меня услышал только этот пес.