Мы стали исправно выводить свои данные.

— Написали?

Мы подтвердили это, и он продолжил:

— Ниже — объяснительная. Я такой-то, знаю учителя Власова Альберта Станиславовича с такого-то времени. И дальше в произвольной форме пишем сочинение о том, чем он и вы занимаетесь. Или лучше называть его шефом?

На удивление, все произошло, как в хорошем фильме про шпионов. Никто из ребят не обратил внимания на явную провокацию со стороны следователя. Все усердно выводили свои каракули, уткнувшись в бумагу. Я тоже старался не поднимать головы. К тому же из нашей компании, наверное, ввиду возраста, интереса у следователя к себе я вообще не наблюдал. Он все время, пока мы писали, ходил вокруг стола и заглядывал через наши спины. Минут через пять все уже сдавали свои «сочинения», и по его недовольной физиономии стало ясно, что этого он не ожидал. Прочитав при нас «объяснительные», следователь начал кричать прямо в лицо одному из нас, что брехня это все и он знает, что не в шахматы мы играем, а спекулируем народным имуществом и незаконно богатеем в то время, когда страна держит оборону от нападок западных империалистов., что честные люди у станков работают, а мы хотим на чужом горбу в рай попасть. Слюна летела во все стороны у защитника народного имущества. Мне никогда не доводилось так близко слышать пламенные патриотичные выступления. Что-то похожее звучало с трибун на первомайской демонстрации, но расстояние от ораторов до участников шествия было приличное, и слова не действовали так эмоционально. Сначала мне стало стыдно от этих праведных речей, захотелось выскочить вперед и рассказать, что это я виноват в расхищении и обогащении. Но то ли следователь переборщил с назиданием, то ли я вспомнил момент, когда в 93-м году отца, возвращавшегося после работы с получкой, остановил автомобиль патрульной службы, в простонародье «бобик», и после проверки документов и первичного обыска на подозрение в бандитизме ему отбили дубинкой почки и отобрали кровно заработанные деньги. Понятно было, что вся страна — в перестроечных руинах, и каждый выживал, как мог. И милиции в те годы с задержкой платили копейки, а семьи кормить надо. Но обирать трудяг, отнимая последнее?! Короче, действия милиции тогда характеризовали ее с весьма неприглядной стороны и вызывали ненависть у обычного люда. И если в советские годы к профессии милиционера относились с глубоким уважением, например, участковый в частном секторе был желанным гостем в любом доме, и к нему всегда, как к учителю, обращались только по имени-отчеству, то в 90-е всех милиционеров стали пренебрежительно называть «ментами». Вот и сейчас я сразу представил этого следователя с дубинкой, полосующего моего отца, преследуя свои интересы и прикрываясь данной ему властью. Все, закончился патриотизм! Вместе со страной улетучился. Вволю накричавшись, следователь вышел, приказав всем сидеть и ждать его. Мы — молчали, опустив головы. Желания смотреть друг на друга тоже не было. Но иногда я чувствовал косые взгляды ребят в мою сторону, но тогда я еще верил: мы одна команда, и все образуется. Примерно через два часа ожидания за нами пришел дежурный, который встречал нас у входа.

— За мной!

Глаза в пол, затылок в затылок. Мы шли, как на расстрел. Но, к нашему удивлению, он проводил нас до выхода и сказал: «Проваливайте!» Не веря своему счастью, мы рванули из отделения, как спринтеры на Олимпиаде. И только забежав за соседнее здание, остановились. На лицах — паника, на лбу — пот, группа психов, по-другому не скажешь.

— Что делать теперь будем? — вопрос прозвучал от одного, но интересовал всех. И я, опять взяв инициативу на себя, предложил:

— Надо предупредить остальных и до возвращения учителя прекратить все действия. Мы ученики шахматной школы, и не более того. А то, что учитель невиновен, мы с вами знаем. Значит, и его, как и нас, скоро отпустят. Кто куда? — Ребята быстро распределили между собой направления. — Ну, все, погнали.

И мы побежали каждый по намеченному адресу: кто на рынки, кто на склад, кто в палатку на площадь. Общий сбор назначили на восемь вечера в шахматной школе. Как-то у всех одновременно пропало желание называть ее штабом.

В назначенное время все были на месте. У входа нас встречал Кеша, и он первым заговорил о делах. Его и назначили старшим на время отсутствия учителя, тем более что он уже исполнял эти обязанности месяц назад, когда учитель болел. За время нашего знакомства Кеша очень сильно изменился: повзрослел, стал серьезнее. Наверное, важные должности с постоянным грузом ответственности меняют психологию людей — сделал я тогда интересный для себя вывод. Кеша попросил пересказать от начала до конца историю о том, что произошло с нами в отделении милиции. И все почему-то посмотрели на меня, явно ожидая моего рассказа. В тот момент мне очень захотелось пошутить, что, мол, не было меня там, не знаю ничего, и тем самым развлечь, успокоить ребят и разрядить напряженную обстановку. Видимо, я еще верил, что для нас и учителя все закончится хорошо. Но я все-таки шутить не стал, видя мрачные лица ребят, и рассказал все по порядку, не упуская мелочей. Мои «боевые товарищи», по-другому их теперь и не назовешь, часто кивали, иногда вставляя в мой рассказ свои комментарии.

— Что же не узнали у дежурного, где все же учитель, когда уходили? — спросил Кеша после того, как я замолчал.

— Так иди и сам спроси, ишь, смелый какой! — огрызнулся парень, побывавший со мной на милицейском допросе.

— Ладно. Успокойся. Я просто спросил, без обид, — уже другим, совсем примирительным тоном проговорил Кеша,

— Нам сейчас ругаться никак нельзя. Мы семья! Забыли? И надо решить, что делать дальше и как себя вести. Правильно малец днем вам сказал. Надо временно всю нашу деятельность свернуть и ждать возвращения тренера.

Кеша в очень крайних случаях называл меня мальцом. Я воспринимал это слово как обращение старшего брата, а не как обидную кликуху. Тем более что сейчас, как и в прошлые свои 13 лет, я сильно повзрослел, наверное, сказывались и ежедневные тренировки по карате.

Я, как в школе, поднял руку, прося слово.

— Говори, чего уж стесняться, ты, как оказалось, и в стрессовых ситуациях мозговитый не по годам, — разрешил Кеша.

— Я думаю вот что, — начал я, вставая со своего стула и, наверное, чуть более громким от волнения голосом, чем требовалось, чтобы все слышали. — Надо еще товар со склада куда-нибудь вывезти, вдруг там обыск