что Марианна Жилина возвращалась в фойе общежития в день, когда, по нашим предположениям, в пачку с содой, оставленной Горшковой, кто-то подсыпал яд?

– Не стану, – буркнул Зверев.

– А что, Рождественская подтвердила слова Семина? Насколько я знаю, вчера ночью вы наведывались к ней…

– Наведывался? Ночью? – стал закипать Корнев.

– Не беспокойтесь, товарищ полковник, – с ухмылкой вступился за майора Кравцов. – Павел Васильевич просто проводил допрос свидетеля. Я уверен, что сегодня он задержался как раз потому, что писал рапорт о проделанной работе. Вы ведь наверняка принесли этот рапорт, товарищ майор!

– Нет, не принес.

– Почему не принес? – рявкнул Корнев.

– Не успел дописать.

– Не переживайте, товарищ полковник, – стараясь успокоить Корнева, опять вмешался Кравцов. – Я не сомневаюсь, Павел Васильевич обязательно допишет свой рапорт, чтобы мы смогли приложить его к материалам дела. Я уверен, что майор Зверев вчера провел определенную работу и выяснил у Рождественской все, что было нужно. Не вино же они пили в ее комнате…

– Что? – Корнев снова стал заводиться.

«Вот же сука! Откуда он про вино узнал? – скрипя зубами, гадал Зверев. – Разве что шофер Панюшкин проговорился. Он наверняка почувствовал запах, когда вез меня домой».

– Итак, – продолжил Кравцов как ни в чем не бывало, – Павел Васильевич, вы же подтвердите, что Рождественская рассказала вам о том, что Марианна Жилина после собрания возвращалась в фойе и вполне могла подсыпать яд в пачку с содой.

– Рождественская подтвердила слова Семина о том, что Марианна зачем-то ходила в фойе.

– Ну что ж, а теперь давайте перейдем к делу, – Кравцов с торжествующим видом оглядел присутствующих, подмигнул зачем-то Комарику. – Итак, товарищи! Дело, которое в последнее время наделало столько шума и вызвало напряжение не только у нас в управлении, но и в главке, я предлагаю считать закрытым. Убийца столичного режиссера выявлен – это Марианна Жилина. Эта женщина была любовницей Качинского, но он бросил ее, увлекшись другой. Речь идет о молодой актрисе Таисии Рождественской. Жилина всячески пыталась вернуть свою любовь, писала Качинскому письма, в которых просила его бросить новую любовницу и вернуться к ней. В письмах Жилиной к Качинскому есть места, которые можно трактовать как угрозы. Поняв, что Качинский к ней охладел окончательно, Жилина раздобыла яд и отравила бывшего любовника. Потом, оставив предсмертную записку, заперлась в своей комнате и отравилась сама. Такие вот шекспировские страсти.

– Вообще-то Жилина не запиралась, – тихо проговорил Зверев.

Кравцов свысока посмотрел на майора и с видом победителя беззвучно рассмеялся:

– Ах да, простите! Я хотел сказать, что Жилина покончила с собой, забыв запереть дверь. Но это сути не меняет…

– А мне кажется, меняет! – уже громче заявил Зверев.

– Это почему же?

– Потому что если бы Жилина действительно заперлась, то версия о самоубийстве была бы более правдоподобной. А раз дверь была не заперта, значит, Жилину могли убить. Убийца вошел в дверь, убил Марианну и обставил все так, чтобы мы подумали, что актриса сама свела счеты с жизнью.

– Если есть что сказать, говори! – процедил Корнев.

Зверев ухмыльнулся и тоже подмигнул Комарику.

– То, что Жилина возвращалась в фойе и могла подсыпать яд, ровным счетом ничего не доказывает.

– Почему? – воскликнул Кравцов.

– Потому что, помимо Жилиной, яд мог подсыпать кто угодно. Рождественская сама призналась, что вышла из фойе последней. Анечка Дроздова забыла там тетрадку и тоже возвращалась. Малиновская забыла на стуле сигареты и тоже могла сыпануть в пачку яд. Я уже не говорю о Горшковой, которая могла выдумать всю эту историю про забытую пачку, чтобы обелить себя. Что же касается Дорохова, Уточкина и Семина, которые вроде бы не возвращались, то это лишь их утверждение – не более того. Любой из них мог соврать, и у нас пока нет оснований это исключить. Есть еще Быков, костюмерша Фирсова, кто там еще?.. Теперь что касается всего остального. Ты предположил, что я опоздал на совещание из-за того, что писал рапорт о допросе Рождественской, но это не так. Я был занят другим.

– Чем?

– Просидел в подвале у Мокришина и ждал заключения экспертизы.

– Дождался?

Зверев бросил на стол лист бумаги:

– На, читай!

Кравцов нацепил очки, взял заключение и быстро его прочел.

– Здесь написано, что в крови Жилиной обнаружен рицин. Тебе что, этого мало?

Зверев улыбнулся:

– Читай внимательно! Яд обнаружен в крови, но не в желудке.

– И что это значит?

– А то, что в стакане, который стоял на столе, действительно был рицин, но Жилина не пила из него.

– Как же яд попал в кровь?

Зверев повернулся к Комарику:

– А ну, всезнайка, поясни, как можно отравиться рицином, чтобы он попал в кровь, минуя желудок.

Игорек поправил очки:

– Отравиться рицином можно через легкие.

– Вот именно! Когда я прочел заключение судебно-медицинской экспертизы, – Зверев вынул из кармана еще один лист и положил его на стол перед Кравцовым, – я прочел, что на теле Жилиной, а именно на шее и на скуле, имеются незначительные кровоподтеки. При первичном осмотре мы их не заметили, но патологоанатом описал их точно.

– Что это значит?

– А это значит, что логично было бы предложить, что Жилина не пила раствор с рицином, как это нам пытался внушить убийца, подбросив стакан. Убийца стоял у Жилиной за спиной, одной рукой удерживая ее за шею, а другой прижимал к ее лицу полотенце или платок, пропитанный рицином. Вдохнув смертельные пары, женщина потеряла сознание и отключилась. Не приходя в себя, она умерла, а убийца спокойно доделал свое дело. Он наполнил стакан водой, сыпанул в него рицин и бросил на пол. Потом он поставил на стол банку с оставшимся ядом и удалился.

Кравцов прищурился:

– А как же предсмертная записка? Или ты будешь утверждать, что она написана не Жилиной?

– Нет, не буду! Точнее, не буду утверждать, что написана, а вот то, что этот клочок бумаги является запиской, буду. – Зверев снова достал из папки лист бумаги. – Это заключение графической экспертизы. То, что нам подсунул убийца, действительно написано рукой Марианны Жилиной.

– И?

Зверев достал еще один листок.

– Вот записка, которую мы нашли на столе у нашей так называемой самоубийцы: «все кончено, я ухожу навсегда. М.Ж.». А это одно из писем Жилиной, которые Дима Евсеев нашел у нее в комнате, вот, прочтите.

Костин, который сидел ближе всех к майору, взял в руки письмо и прочел: «Дорогой мой любимый и единственный, Всеволод! Я очень страдаю из-за того, что ты по-прежнему избегаешь меня. Эта Рождественская совсем вскружила тебе голову, и поэтому я решила покинуть съемочную площадку. Видеть тебя с другой просто