что Горшкова была влюблена в Качинского, а Дорохов заявил, что и она могла желать его смерти. А что, если Горшкова просто долго терпела его жену и предыдущую любовницу Жилину, которую, как выяснилось, Качинский вовсе не любил, а лишь ловко пользовался ею. Что, если все изменило появление Рождественской? Ведь, по всей видимости, на этот раз чувства любвеобильного режиссера к молоденькой актрисе были самые что ни на есть настоящие.

Вопросы крутились в голове один за другим.

Зверев снова достал заключение о смерти Жилиной и в очередной раз прочел об обнаруженных на ее теле кровоподтеках.

Как уверял Комарик, рицин действует не мгновенно. Если убийца держал Жилину сзади, то выходило, что, прежде чем женщина отключилась, прошло определенное время. Наличие кровоподтеков говорит о том, что женщина сопротивлялась, а значит, убийца обладал определенной физической силой. Малиновская с ее данными, оказавшись у Марианны за спиной, с легкостью бы удержала хрупкую жертву на стуле. В принципе, это могла бы сделать и любая другая женщина, разве что кроме невелички Анечки Дроздовой, да и то полной уверенности у Зверева не было.

Яд – оружие женщин!

Это утверждение, конечно, было абсурдным, вне всякого сомнения, всех троих мог убить и мужчина. По словам Дорохова, Качинский грозился уволить Митю Уточкина и Анечку Дроздову. Что, если именно молодой оператор решил расправиться со своим режиссером из-за того, что тот мог в одночасье испортить карьеру ему и его возлюбленной Анечке? Уточкин ведь, кроме всего прочего, еще и недолюбливал Быкова.

А есть ведь еще и Зотов, и Черноусов, и Шахов, с которыми Зверев до сих пор не познакомился близко. Есть еще и Фирсова, которую знойная красотка Малиновская называет «темной лошадкой».

Зверев почувствовал, что у него от долгого сидения в одной позе затекла шея. Он встал, подвигал плечами и сам себе сказал вслух:

– Зотов, Черноусов, Шахов и Фирсова! Ну что ж, определенно пришло время познакомиться и с этой четверкой.

Часть третья

Четверка

Глава первая

На следующее утро он проснулся в половине десятого и решил не ехать в управление, а сразу направиться в общежитие, где обитали киношники. Сварив кофе и позволив себе съесть шикарный завтрак – яичницу из трех яиц и бутерброд с сыром, Зверев вышел из дома.

В автобусе он снова перебирал в памяти фамилии актеров, с которыми собирался встретиться. Зотов, Черноусов, Шахов и Фирсова. С кого же из них начать? Зверев решил, что, скорее всего, первой будет женщина – главный костюмер проекта Маргарита Юрьевна Фирсова, которую Малиновская назвала «темной лошадкой».

Однако планам Зверева было не суждено сбыться и очередность запланированных бесед нарушилась.

Пройдя по запыленной дорожке вдоль дамбы, Зверев вошел в ворота бывшего монастыря, миновал сад и колокольню, и тут его окликнули.

– Товарищ! Простите, я почему-то был уверен, что вы сегодня придете, и решил подождать вас здесь.

Слегка полноватый и довольно высокий мужчина в легком костюме и шляпе стоял возле полусгнившей времянки с прохудившейся крышей и рассматривал висевший на ее двери амбарный замок.

Павел подошел ближе.

– Вы ведь тот самый майор Зверев, который расследует все эти убийства, верно? – спросил мужчина в шляпе и отломил от стены кусок штукатурки.

– А вы Зотов?

Мужчина протянул ему руку:

– Михаил Андреевич! Я играю роль боярина Пыхова, изменника, который собирается открыть полякам городские ворота и взамен просит особой чести породниться с гетманом Замойским.

– …выдав за него свою племянницу Дарью?

– Совершенно верно. Так уж случилось, что именно мне досталась в этом фильме весьма значительная, но не самая почетная роль. Ведь я играю злодея и негодяя, – Зотов хохотнул. – Хотя, если честно, мне, как правило, почти всегда приходится играть отрицательных персонажей. Это, конечно, не всегда приятно, но я с этим уже давно смирился. Злодеев ведь тоже нужно кому-то играть.

– И нужно уметь их играть!

– Вот именно! Но речь сейчас не об этом.

– А о чем? Вы сказали, что ждали меня. У вас что-то важное?

Зотов достал из кармана пачку «Дуката» и предложил Звереву.

– У меня свои, – ответил майор и вынул свою неизменную «Герцеговину Флор».

Оба закурили.

– Я не уверен, что мое сообщение окажется важным, поэтому для начала давайте я отвечу на вопросы, которые вы задаете моим коллегам.

Зверев усмехнулся:

– То есть вам эти вопросы известны?

– Разумеется! Я уже побеседовал с Горшковой, Дороховым, Малиновской и Семиным. Вы всех расспрашиваете о том, кто ушел с того совещания последним и кто потом возвращался в фойе. Если я правильно понял, вас интересует, кто мог подсыпать в забытую на подоконнике пачку с содой яд, от которого умер Качинский.

– Вы знаете про забытую пачку, но откуда? Горшкова проболталась?

– Нет! Я попытался с ней об этом поговорить, но она ушла от ответа. Я так понимаю, что это вы велели ей не болтать на этот счет?

– Допустим. – Зверев выпустил струю дыма. – Так все-таки откуда вы узнали про забытую пачку, если не от Горшковой?

– Я в тот день ушел с собрания одним из последних и видел эту соду на окне. Я тут же пошел в комнату к Горшковой и хотел сказать ей об этом, но ее не было на месте. Позже я узнал, что она была у Головина.

– Ясно. И что потом?

– Потом я ушел к себе и просто-напросто забыл про это. Когда на следующий день я увидел Софью Алексеевну, я вспомнил про забытую пачку и сказал ей об этом.

– А она?

– Поблагодарила и сказала, что сама вспомнила про соду и уже ее забрала. Когда стало известно, что Качинского отравили, я вспомнил об этом и понял, что случилось. Убийца ведь подсыпал яд в пачку с содой, не так ли?

Зверев покачал головой:

– Вы очень догадливы. А вы говорили кому-нибудь о своих догадках?

Зотов потупился:

– Увы…

– Кому?

– Дорохову.

– Только Дорохову и больше никому?

Зотов виновато пожал плечами:

– Только ему – мы ведь с ним приятели.

– А Черноусову и Шахову не говорили?

– Нет! Честное благородное слово! – Зотов вытянулся в струнку, Зверева это слегка рассмешило.

– Ну хорошо! Молчите и дальше. Что же касается Дорохова, то я с ним уже беседовал. Итак, с этим разобрались, теперь – к главному. Что вы все-таки хотели мне рассказать?

Зотов огляделся, бросил на землю окурок и подался вперед:

– Я хотел вам рассказать об одном инциденте, который случился вечером в день смерти Качинского. Когда уже начало темнеть, я решил прогуляться и