– Понятно, – сочувственно кивнула я.

Почему бы этой Зиночке сразу мне не сказать, кто вздыхает по Ларискиным диванным подушкам? Все приходится самой выуживать.

– А что они не поделили? – спросила я, засовывая Зинкин карандаш за ухо: мой затупился и точить его было лень.

– Ты никому не скажешь?

– Даже не сомневайся, я в таких делах просто сундук, звонкие монеты падают на дно, и обратной дороги им нет.

– Валентину Петровичу не понравилось, что она в ночной клуб поперлась.

В венах забурлила кровь, понеслась волной вперед и ударила меня где-то в районе израненного жизнью сердца. Так вот кто обладатель хрустальной статуэтки по имени Лариска!

– Его понять можно, ревность неистребима, – сказала я, глядя на розовую Зинкину линейку: она как раз бы подошла к моему лаку на ногтях – тот же цвет бесконечных иллюзий.

– Я ей тоже говорю – сиди при нем, так ей же требуется всеобщее обожание!

– А Валентин Петрович вроде женат? – поинтересовалась я.

– Женат, ну и что, у них давно уже не брак, а так, живут там, как брат и сестра.

– Вот, Зинка, ты меня умиляешь! Ты кино смотришь, книги читаешь?

– Смотрю, читаю, – заискрились рыжие точечки на аккуратненьком носу.

– Мужики всегда так рассказывают своим любовницам, понимаешь?

– Это неважно, – отмахнулась Зинка, – он богат и даже симпатичный.

– Ну, это ты загнула… Симпатичный… Обычный среднестатистический субъект.

– Симпатичный, – настаивала Зинка.

– Пусть будет так. А где все-то?

– В столовке.

– А ты почему здесь?

– У меня разгрузочный день.

– Сочувствую. И давно Лариска этот роман крутит?

– Целый год уже, только об этом никто не знает.

– Не сомневаюсь, – сказала я и отправилась в столовку.

Сегодняшний обед я собиралась провести так, чтобы Солька могла мной гордиться. Я взяла морковную котлету, зеленый салат и десерт из фруктов с ложкой йогурта… и встала как вкопанная около огромного подноса с ароматными булочками, обсыпанными сверху кунжутом…

– Не советую брать, – услышала я сзади ехидный голос Бориса Александровича, – мне кажется, ты вполне обойдешься морковной котлеткой.

Что? Что?! Этот субъект, этот жалкий представитель не менее жалкой половины человечества, еще смеет что-то говорить?! Я была в шоке от такой беспардонности.

Медленно повернувшись, я взяла морковную котлету двумя пальцами и аккуратненько опустила ее в стакан с компотом, стоявшим на подносе у Семенова.

– Я вижу, вы все еще живы? – осведомилась я. – Ну что ж, это можно легко исправить: на моем рабочем столе всегда найдется место еще для одного трупа.

Обстоятельства и шило в моей большой душе 48-го размера заставляют нас заняться разыскными работами

Трагически погибшая морковная котлета нашла замену в лице двух пухленьких булочек с кунжутом.

За столиком около огромной пальмы было одно свободное место. Решив, что общение с природой мне пойдет на пользу, я направилась к высокой деревянной кадке.

– Всем приятного аппетита, – сказала я, усаживаясь поудобнее.

– И тебе тоже, – ответила Люська.

Вроде она работала у юристов на подхвате. Я критически осмотрела данную персону, так как теперь моя душа болела за гармоничный союз – Крошкин тире Селезнева и всякие конкурентки не вызывали в моей душе радостного отклика. Люська была хоть и молода, чуть старше меня, но все же не было у нее дивной худобы финансовой директрисы, да и все остальное оставляло желать лучшего. Теперь я могла мило улыбнуться и сказать:

– Спасибо. Вот решила скоротать обед в вашей приятной компании.

– Мы очень рады, – сказала Виктория Сергеевна, – присоединяйтесь.

В каком отделе работала эта особа, я пока не знала, видела ее мельком пару раз, не более того.

За столом еще сидел Гребчук Виталий Игоревич, его рот был набит котлетами, и он только вежливо закивал, приветствуя меня.

– Как там у вас? – спросила Люська, приглаживая сальные волосы.

– Пока тихо, больше трупов не подкидывали, – сказала я, размышляя – сразу ли слопать булочки или растянуть удовольствие.

– У нас такое вообще в первый раз, – не унималась Люська.

– Странно, – пожала я плечами, – обычно трупы на работе – это норма.

Одна из булочек закричала: «Съешь меня», и я охотно взялась выполнять ее просьбу.

– Что там думает милиция? – спросил Гребчук, заливая оставшуюся котлету кетчупом.

– Из достоверных источников мне известно, что мужчинка этот умер от сердечного приступа: не выдержал окружающей его действительности, – сказала я.

– А зачем он тогда к тебе на стол залез? – поинтересовалась Люська.

– Да не сам он, ему физическая подготовка не позволила бы. В милиции говорят, что его уже мертвым принесли, – объяснила я.

– А вот вы знаете, – задумчиво протянула Виктория Сергеевна, – мне почему-то кажется, что я его уже видела…

Я насторожилась.

– Я, еще когда на твой крик прибежала… конечно, я его не очень-то разглядела, разве на такое можно спокойно смотреть… Но показалось… что-то в голове промелькнуло, а что – не помню…

– Вот это да! – воскликнула Люська, хватая стакан с компотом. – А вы вспомните, постарайтесь.

– Я его точно не видел, – замотал головой Виталий Игоревич.

– Лицо у него такое широкое… нос какой-то крупный… Точно, видела!

– А где? – поинтересовалась я.

– Не помню.

Люська заерзала на стуле, и он опасливо заскрипел.

Виктория Сергеевна поправила брошку, утопающую в рюшках ее кофты, и произнесла:

– Здесь.

– Что – здесь? – спросила Люська.

– Здесь я его видела!

Виталий Игоревич перестал мучить котлету и уставился на Викторию Сергеевну.

– Он как-то приходил…

– Вы уверены? – поинтересовалась я.

– Уверена, я сейчас же позвоню в милицию и все им расскажу!

Я пригвоздила Викторию Сергеевну взглядом к стулу, а затем стала медленно, но верно сеять сомнения в ее душе.

– Не стоит торопиться, – сказала я.

– Это почему? – поинтересовалась Люська.

– Потому что в перспективе вас затаскают по судам: еще неизвестно, кто этот тип, может, он из бандитов, как бы его дружки потом с вами, Виктория Сергеевна, поговорить не захотели!