Вот видишь, и с кем ты на войну идти собрался? Молодых ещё обкатать надо. Так что Антонов с тобой идёт.

— Товарищ подполковник…

— Хорош спорить, — хлопнул по карте Нечитайло, обрывая командира третьей роты. — В целом твой замысел одобряю. Вертушками выбрасываешь группу Болотникова, а через три дня выходишь с бронегруппой до города Мукур, налаживаешь взаимодействие с нашими советниками и «зелёными», затем оттягиваешься назад до кишлака Гилан и там создаёшь базу. Контролируешь проходы на кишлаки Чароли и Урузган. Если караван сразу не пойдёт, снимешь Болотникова и отправишь в поиск группу Антонова. Главная задача не дать духам провести свой грёбанный караван в укрепрайон Аргандаб. Начштаба, готовь боевой приказ и занеси информацию в журнал отданных распоряжений.

— Занесу, товарищ подполковник, — невысокий майор с пробивающейся на висках сединой сделал нужные пометки в записной книжке.

Рано утром следующего дня под видом облёта вертушки проскочили район Шахджоя и, не долетев до Гилана, совершили хитрый манёвр в районе большого мандеха (оврага), который по своим размерам тянул на хороший каньон, и зависнув метрах в полутора над землёй, десантировали бойцов старшего лейтенанта Болотникова.

Все действия разведчиков были отработаны до автоматизма ещё раньше. До вечера, выставив охранение, группа просидела в мандехе, а затем выдвинулась к месту предполагаемой засады. Опытный офицер, Болотников всегда заранее изучал место ведения боевых действий, да и к тому же он уже неплохо знал эту местность по своим предыдущим выходам.

Пока разведчики искали караван, в отряде полным ходом шла подготовка к выходу бронегруппы.

Готовилась техника, вооружение, снаряжение и боеприпасы. Офицеры рассчитывали количество продовольствия и воды, которые надо было брать на весь личный состав. Работы хватало.

Из восьми офицеров роты Горошко решил взять с собой четверых: переводчика, т.е. меня, лейтенанта Шального, командира четвёртой группы, заместителя роты по политической части Гитаулина и капитана Борового, зампотеха роты.

И вот наступил день боевого выхода. Выстроились в колонну. Первыми идут два БТР-80, за ними КШМ, затем БМП, Шилка и снова БТР-80. Прозвучало «К машинам!», «По местам!», «Заводи!» и, наконец, по команде «Марш» мы двинулись на выезд из пункта постоянной дислокации.

Я сидел на крайнем бронетранспортёре, замыкая колонну. На мне был одет шлемофон, и я дублировал команды капитана роты Горошко, который проигнорировал командно-штабную машину и занял место на БТР-80, идущем вторым.

В последний момент ко мне на броню подсадили замполита отряда майора Слобожанова, невысокого лысеющего блондина с розовыми пухлыми щёчками и бегающими от испуга глазами. В батальоне майор служил уже полгода, но это был его первый выход за территорию отряда, и это было заметно потому, как он напряжённо сжимал руками автомат и нервно водил стволом из стороны в сторону.

— Товарищ майор, — не выдержал я, — вы бы не могли не направлять ствол в мою сторону. Не дай Бог, палец на спусковом крючке дрогнет.

— А, да, конечно, — замполит отвернул автомат от меня.

— Здесь километров на пять ещё можно несильно напрягаться, — попробовал успокоить его я, — духи не часто рискуют подходить так близко к отряду.

Слобожанов успокоился, но когда мы выехали на бетонку, главную кольцевую магистраль Герат — Шинданд — Кандагар — Газни — Кабул — Пули-Хумри — Мазари-Шариф, протянувшуюся через большинство провинций Афганистана, и, выдерживая дистанцию, двинули в сторону города Мукур, я бросил взгляд на майора и увидел, как побледнело его лицо при виде сожжённой техники, стоящей вдоль нашего пути.

Двигаясь со скоростью сорок километров в час, мы спокойно проехали через кишлак Шахджой и уже через полтора часа были в Мукуре. Только один раз за всё время пути я напрягся, когда услышал «фьють» просвистевшей возле меня одиночной пули. И поскольку продолжения не последовало, я решил не открывать ответный огонь, да и из-за одиночного выстрела, остановившего колонну, ничего кроме мата мне ждать от Горошко было нельзя.

Мукур по меркам Афганистана был не маленьким городком и являлся центром одноименного района на юго-западе провинции Газни.

Весной он утопал в зелени, но летом она выгорала от палящего солнца, и к осени только отдельные участки, имеющие доступ к воде, оставались такими.

Вездесущую детвору не пугала проезжающая мимо боевая техника, и они стояли вдоль дороги, выпрашивая какое-нибудь угощение и крича в след машинам:

— Шурави, бакшиш!

И наши бойцы бросали им еду из своих сухих пайков.

Афганская детвора у обочины дороги.

На окраине города капитан Горошко остановил колонну и приказал оборудовать временную стоянку. Пока мы оборудовали позиции, к нам из отряда прилетели сквозным досмотром вертолёты и, забрав замполита, улетели обратно. Как я узнал позже, за «подвиг», который замполит совершил, проехавшись в нашей колонне, он был представлен к ордену Красная звезда…

Выставив охранение, ротный захватил меня с Антоновым и направился в штаб 7-я пехотной дивизии афганской армии, который располагался здесь.

При штабе были наши советские советники (мушаверы), и неожиданно для себя я встретил своего однокурсника Сашку Коршунова, того парнишку, которого я опекал в институте от особо надоедливых сокурсников. Саша получил направления в десятое управление и оттуда попал переводчиком к мушаверам.

Не вдаваясь в подробности, Горошко поставил в известность командование афганцев о проводимой нами операции и согласовал наше взаимодействие на случай обострения ситуации, а потом нас пригласили на дружеское застолье, которое закончилось глубокой ночью.

Сашка предложил мне переночевать в его доме, и, спросив разрешение у ротного, я воспользовался гостеприимством своего товарища.

Комнатка была совсем крохотной, метра два шириной и два с половиной длиной. Маленькая форточка заменяла окно и располагалась почти под самым потолком. Из мебели стоял грубо сколоченный из досок стол, разместившийся под форточкой, на котором стоял здоровенный японский двухкассетный магнитофон Sharp, а у противоположной стены был топчан, заправленный верблюжьим одеялом. Вместо табуреток использовались те же артиллерийские ящики из которых был сколочен стол.

— Рассказывай, — Саша, худощавый светловолосый парнишка одного роста со мной, странно смотрелся в афганской форме, которая мешком висела на нём. Зато глаза его неожиданно повзрослели. Из них исчезла вечная Сашкина любознательность и появилась настороженность, напряжённость, свойственная людям на войне. Он налил мне настоящий шотландский виски, и, подняв стаканы, мы с ним чокнулись и выпили за встречу.

— Как видишь, попал в спецназ. Немного перевожу, но в основном хожу по горам и сижу в засадах. Из наших у нас в отряде ещё Костя