Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дорогие мои! – Павел поднялся и взял в руку бокал, его лицо сияло счастьем, и я невольно улыбнулась. – Спасибо, что вы с нами! Есть в жизни особенные моменты, которыми хочется поделиться с близкими людьми. Друзья… – Павел сделал многозначительную паузу. – Мы беременны!
Гости загудели, а мой взгляд метнулся к Матвею. Только я могла прочитать на его лице боль, и я ее уловила по повороту головы, каменной улыбке, съехавшей и оставшейся на глазах челке. Он не убрал привычно волосы назад.
«Неужели Павел и Кристина не понимают, как ему тяжело?..» Мое сердце сжалось до боли, и я пожалела, что нахожусь далеко от Матвея, хотя, какое это имело значение для него…
Оправив лист салата в рот, прожевав его без аппетита, я попыталась найти ответ на мучающий меня вопрос: «Вот как дружить после всего, что было – это сила или слабость?» Я, конечно, не знала подробностей, и Павел не походил на коварного друга, способного совершать подлости за спиной. Наверное, так случилось, и Матвей отпустил Кристину.
– …ну и правильно, чего тянуть. Сейчас родит, а потом карьерой займется.
– … рано, еще пару лет вполне можно было погулять.
– …и второго лучше сразу, по молодости с детьми управляться проще.
– … молодец, Павлуха! Кристинка, давай лопай витамины, налегай на петрушку!
– …лучше мальчика сначала родить, а уж потом девочку…
Матвей поднялся и произнес веселый тост про будущее уютное счастье и памперсы, его взгляд остановился на мне, но я не решилась в ответ поднять стакан с газировкой или улыбнуться.
И все же, сила это или слабость?
– Сила, – прошептала я и тут же мысленно с незнакомым отчаянием добавила: «Ни за что бы не выбрала Павла! Ни за что!»
* * *
Матвей пришел ко мне ближе к одиннадцати, на его губах играла усмешка, глаза искрились, щеки чуть заметно порозовели. Четыре пуговицы рубашки были расстегнуты (а не на две, как раньше), кондиционеры не справлялись с температурой в зале, я и сама запарилась.
Некоторые гости ушли, стулья освободились, и Матвей легко нашел место рядом со мной. Когда он сел, я сразу уловила запах крепкого алкоголя и напряглась, гадая: сколько он выпил? На повестке дня стоял важный вопрос: волноваться или нет?
– Как дела? – легко спросил он, подхватывая с подноса небольшой стаканчик с шоколадным десертом.
– Отлично. Я столько съела, что, наверное, скоро лопну.
– Доедем домой на такси. Мороженое несут, будешь?
– Неа, – отказалась я, трезво оценивая свои возможности.
– Ничего, что я тебя бросил? У друзей год свадьбы, давно не виделись. Я замотался последнее время, не до встреч было.
– Без проблем. – Понимающе кивнув, вспомнив, что на мне красивое платье, я выпрямила спину и одним точным движением поправила волосы. Сейчас мне хотелось выглядеть очень хорошо, мы же в ресторане.
«В ресторане ты уже несколько часов», – вежливо напомнил внутренний голос, но я его решительно проигнорировала.
Павел с Кристиной о чем-то болтали, устроившись на диване, официанты проходили мимо, поглядывая на стол: не нужно ли убрать грязную посуду, играла медленная музыка, и несколько пар танцевали. А на меня неожиданно обрушилась болезненная печаль, и я никак не могла понять, в чем дело. Будто я одна в целом мире и абсолютно никому не нужна.
Матвей налил себе водки и резко выпил, подарив шоколадному десерту равнодушный взгляд.
– Твой отец не звонил? – спросил он, подхватывая маслину.
– Нет.
– Не горюй, может, завтра объявится.
– А я и не горюю. У меня сегодня очень насыщенный день. – Я улыбнулась и поймала ответную улыбку Матвея. Душа стала успокаиваться, и будто ее накрыло воздушным пуховым одеялом. Такие ощущения бывают зимой: юркнешь в кровать и шевелиться не хочется, боясь потерять даже каплю тепла.
Матвей налил себе еще водки.
А потом еще.
– Ну что, Динка, дотащишь меня до дома, если потребуется?
– В каком смысле? – нарочно спросила я, понимая, о чем речь.
– Да это я так, образно… – Матвей оглянулся на Павла с Кристиной, махнул им, откинулся на спинку стула и побарабанил пальцами по столу. – А что ты думаешь о жизни, Дина?
– Жизнь прекрасна, – пожав плечами, ответила я.
– В книжке прочитала? – Он наклонил голову набок и вопросительно поднял бровь.
– М-м… у меня на эту тему опыт имеется.
Засмеявшись, Матвей дружески притянул меня к себе и шепнул в макушку:
– Жизнь прекрасна, да. Верь в это всегда.
Слова долетели до меня эхом, я закрыла глаза и попыталась определить, чье сердце сейчас так громко стучит.
И это было мое сердце.
* * *
Петербург. Далекое прошлое…
Соня поднималась за Бертой на второй этаж. Юбки хозяйки шуршали, и казалось, будто они шепчутся, обсуждая случившееся.
«А вы знаете, что эта маленькая девочка натворила?»
«Конечно, знаем. После десяти часов она вышла из комнаты».
«Безобразие…»
«А если она не нарочно?»
«Она должна слушать хозяйку, а не делать, что вздумается».
«Полагаете, ее все же ждет наказание?»
«Скоро мы это узнаем».
Незнакомка ушла, но в воздухе витал сладкий аромат ее духов. Борясь с нервной тошнотой, Соня задержала дыхание. На последней ступеньке она подняла голову и посмотрела на сгорбленную спину старой Берты, но сразу опустила глаза, боясь уловить гнев хозяйки.
– Проходи и ничего не трогай.
Горели свечи, и сначала в глазах зарябило именно от них: огни запрыгали, закружились, мешая рассмотреть обстановку. Но потом картинка успокоилась, и Соня от удивления сделала шаг назад и закусила губу. Нет, она очутилась не в обыкновенной комнате, а в черной бархатной шкатулке, где неведомый мастер приделал многочисленное количество полок. Стол, стулья, широкая кровать терялись среди больших и маленьких сундуков, стопок толстых потрепанных книг, коробок, обтянутых красным и синим атласом, возвышающихся от пола и чуть ли не до потолка… А на полках в ряд стояли разные бутылки: узкие и пузатые, высокие и низкие, коричневые и реже зеленые. Какие-то из них были запечатаны, а какие-то нет, но все они могли похвастаться лишь пустотой, никто ничего в них не налил.
Впечатления нахлынули, и Соня не сразу услышала голос хозяйки.
– Очнись! Я разговариваю с тобой.
– Я…
– Сядь на стул и слушай. – Старая Берта подошла к стопке коробок, нежно погладила верхнюю и с гордостью произнесла: – Мои туфли. Они живут со мной многие годы. И я люблю их больше всего на свете. – Подойдя к полкам, Берта взяла одну из запечатанных бутылок и поставила ее на стол. – Как думаешь, что это? – Спросила она, проткнув Соню взглядом.
– Бутылка…
– А какой еще ты могла дать ответ? – Сгорбленные плечи затряслись, но едкий