Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще несколько дней Соня не переставала себя корить и ругать. Если бы она не поднялась на второй этаж, если бы не увидела незнакомку, если бы… Казалось, более-менее спокойная жизнь закончилась, теперь череда дней непременно превратится в ад с кладбищенскими кошмарами и новыми приступами страха. Но через три недели Соня свыклась с новым обязанностям и перестала вздрагивать от каждого скрипа и шороха. Старая Берта вылечила ногу, однако уже гораздо меньше стояла за прилавком и все больше погружалась в чтение толстых потрепанных книг. Иногда, сидя на стуле в кухне, она что-то бормотала под нос, иногда раскладывала пасьянсы и сердилась.
– Не все с тобой просто, – как-то произнесла Берта, проходя мимо Сони, но та привыкла к словам и вопросам, на которые не требовались ответы.
Посетить кладбище пришлось. В воскресенье вечером, переодевшись в простое черное платье, Берта взялась укладывать бутылки в узкую высокую корзину. Тряся подбородком, она оборачивала каждую в кусок льняной ткани и, пребывая в редком хорошем расположении духа, напевала. Соня не сразу поняла, что это колыбельная.
Сверху бутылок Берта положила заступ с коротким черенком.
– Двенадцать штук, – объявила она, распуская жесткие седые волосы. Туго заплетя их в косу, скрутив и закрепив низко около шеи, она облизала тонкие, почти бесцветные, губы, точно собиралась полакомиться чем-то вкусным, и добавила: – Никому это дело доверить нельзя, народ жадный, раскопают и сунут носы куда не следует. Ты первая, кому я доверяю, потому что надеюсь… – Старая Берта замолчала, считая, что уже сказала достаточно.
К радости Сони, им не пришлось идти мимо окутанных темнотой могил и крестов. Кто знает, где коротают эту ночь призраки… Мошкара собиралась тучками, и ее было хорошо видно в свете луны, под ногами потрескивали ломкие прошлогодние ветки, заунывно ухала неведомая птица, шелестела листва, деревья стояли монолитно, охраняя покой усопших.
Берта, закутавшись в шерстяной платок, медленно шла с корзинкой впереди. Соня, вжав голову в плечи, сдерживалась, чтобы не обернуться. Казалось, за спиной скользят тени, а под ногами – ядовитые змеи, а еще чудилось, будто Берта стала гораздо выше ростом, и ее спина закрывает полнеба.
Яму нужно было вырыть несколько дальше от края кладбища, сразу за плотным кустарником, и они копали по очереди. Мошкара норовила пробраться к глазам или влететь в рот, Соня щурилась и делала безуспешные попытки ее отогнать.
– Не ленись. Я здесь землю знаю, она поддается, если показать силу.
Сначала копалось с большим трудом, но потом, действительно, земля превратилась в хлебную крошку, и руки перестали гудеть от напряжения.
«Она точно колдунья, – думала Соня, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. – Не может земля быть такой мягкой».
К концу третьей недели удалось научить красивому пению нескольких молодых самцов, и Соня очень надеялась, что это значительно отодвинет продажу Хвостика. Вот если бы его клетка не стояла на самом видном месте… Но старая Берта назначила за оранжевого хохлатого кенара высокую цену, и именно поэтому демонстрировала его покупателям.
Уже давно никто не приходил к хозяйке ночами. «Чувствую, накапливают свои беды, ждут, когда они их душить начнут…» – говорила Берта и холодно улыбалась. Как поняла Соня, такие гости принимались строго по рекомендации, и не чаще трех раз в месяц. Исключения случались, но они все же были редкостью.
Приехала новая партия птиц, кенары и канарейки так пищали в новой переноске, что сердце Сони наполнилось жалостью. Она рассадила их по клеткам, бесстрашно игнорируя клювы, насыпала корма и дала воды.
Птиц приходилось считать, зерно – взвешивать и смешивать, и Берта провела с Соней несколько коротких уроков математики.
– Ты быстро схватываешь, – скрипучим голосом похвалила она, поднимаясь по ступенькам к себе. – Видимо твоей черепушке достался далеко не жалкий мозг.
Погода за последние два дня испортилась, дождь лил настойчиво и сильно, делая перерывы лишь на короткое время, улицы Петербурга окрасились большими серыми лужами, и торговля замерла. Покупатели заходили редко, Берта мучалась мигренями и почти не спускалась в магазин.
– Хвостичек, мы с тобой одни, – улыбалась Соня, облокотившись локтем на прилавок, подперев щеку кулаком. – Вот бы лил дождь еще неделю. Или две. Хотя нет… Тогда Петька, Варька и другие останутся совсем без денег, и Прохор будет злиться и ругать их.
Хвостик вертел головой и понимающе щебетал в ответ. Он бы с удовольствием поддержал разговор на человеческом языке, но, к сожалению, не обладал возможностями.
Дождь утих, струйки воды перестали стекать по стеклам окон, улица оживилась. Дверь открылась, и в магазин вошли двое: седовласый мужчина в модном костюме в мелкую клетку и девочка в голубом платье из плотной ткани и бархатной серой накидке.
– Добрый день. Пожалуйста, проходите. Посмотрите на наших птиц, они красивые и послушные, – приветливо произнесла Соня. Она вышла из-за прилавка и замерла с гостеприимной улыбкой на лице.
– Нам нужна поющая птица, – сразу перешел к делу мужчина и огляделся. Его тяжелый взгляд прошелся по клеткам, но их было слишком много, чтобы определиться сразу.
– Самая лучшая, – уточнила девочка, улыбнулась и направилась к окну, где были выстроены в ряд узкие и высокие клетки. – И я хочу яркую. Наверное, желтую. Вот эта красивая, у нее темные пятнышки на крыльях.
Девочка хромала, и это сразу бросалось в глаза. Возможно, ушибла или вывихнула ногу, но движения ей явно не причиняли боли, она была любопытна, довольна и чувствовала себя уверенно.
– Этот кенар пока не поет, но я могу предложить вам талантливую птицу. Посмотрите. – Соня шагнула к левым полкам и указала на клетку с лимонным кенаром. – Он прекрасный. Послушный и любит общение.
– И поет? – уточнил мужчина, подходя ближе.
– Да. Долго и красиво.
Интуитивно Соня почувствовала опасность, ей захотелось встать так, чтобы клетка с Хвостиком оказалась за спиной. Она уже научилась определять уровень обеспеченности покупателей, и сейчас риск потерять друга был велик. К тому же мужчина производил впечатление серьезного, вдумчивого и сдержанного человека, вряд ли бы получилось уговорить его на первую попавшуюся птицу.
– Дедушка, а вот еще темно-желтый. Может, купим его?
– Олюшка, не торопись, выбирай обстоятельно. – Мужчина достал из кармана монокль и внимательно посмотрел на Хвостика. – Что у него на голове? Птица больна?
– Нет, это просто хохолок, –