освоился с ролью царевича и важно принимал «ходоков» от запорожских и донских казаков. Среди них было много тех, кто во время голода бежал на юг и был готов вновь вернуться на родину. Наиболее доверительные отношения сложились у самозванца с боевым атаманом Корелой. Последний обладал хорошим военным опытом, поэтому был назначен главой казачьих отрядов. Кроме того, было решено разослать по приграничным русским городам грамоты, в которых рассказывалось о чудесном спасении последнего сына Ивана Грозного и о «винах» царя Бориса, пытавшегося убить законного наследника престола. Одну из грамот было решено адресовать лично Годунову. В ней от имени Лжедмитрия писалось следующее: «Жаль нам, что ты душу свою, по образу Божию сотворенную, так осквернил и в упорстве своем гибель ей готовишь: разве не знаешь, что ты смертный человек? Надобно было тебе, Борйс, удовольствоваться тем, что Господь Бог дал, но ты, в противность воли Божией, будучи нашим подданным, украл у нас государство с дьявольской помощию». Далее в ней перечислялись вины Годунова: воспользовался тем, что царь Федор больше интересовался небесным, и лишил жизни могущественнейших князей Ивана и Андрея Шуйских, ослепил царя Симеона, сослал в монастырь митрополита Дионисия; отправил в Углич наемных убийц (дьяка Михаила Битяговского и 12 спальников во главе с Никитой Качаловым); спровоцировал нападение на Москву крымского хана и умышленно с ним не сражался, чтобы дать тому уйти; нанял зажигальщиков, чтобы поджечь столицу; подкупил убогих и хромых, чтобы они избрали его царем; репрессировал Романовых, Черкасских и Шуйских. В заключение самозванец писал так: «Опомнись и злостию своей не побуждай нас к большему гневу. Отдай нам наше, и мы тебе, для Бога, отпустим все твои вины и место тебе спокойное найдем». В грамоте упоминались имена и фамилии хорошо всем известных представителей знати, поэтому для малосведущих людей ее содержание казалось правдой. На самом деле все «вины» были откровенным вымыслом, потому что при царе Федоре Б. Ф. Годунов не обладал такой властью, чтобы расправляться с видными родами или ссылать митрополита (они были наказаны самим царем Федором за выступление против царицы Ирины). Хорошо известны и обстоятельства обороны столицы от Казы-Гирея в 1591 году, когда основное царское войско стояло в Новгороде и защищать город могли только пограничные полки. В поджоге Москвы официально были обвинены сторонники Нагих. Сильно преувеличенным было и число спальников, якобы отправленных в Углич. Это свидетельство о том, что автор грамоты не знал об устройстве удельного двора в Угличе.

В Москве уже давно ходили слухи о появлении в Польше самозванного «царевича Дмитрия». Но Борис поначалу не придавал им особого значения. Только когда заволновались казаки и жители юго-западных окраин, было решено провести расследование.

Ищейки патриарха Иова вскоре дознались, кто надел на себя маску «изгнанного царевича». Выяснили даже имена спутников Гришки Отрепьева: Варлаама Яцкого, Мисаила Повадина, чернеца Венедикта и какого-то иконника Степана. Их начали разыскивать, чтобы получить показания против самозванца. Это заставило польских сторонников Лжедмитрия принять ответные меры — находящиеся в Польше чернецы были посажены в тюрьму. Тогда Иов направил грамоту польскому духовенству о том, что выдающий себя за царевича человек является монахом-расстригой Гришкой Отрепьевым, поэтому ему нельзя верить. Аналогичная грамота была отправлена и королю Сигизмунду. Но обе они остались без ответа. В Польше никто не хотел знать истину.

Царь Борис попытался было изобличить Григория с помощью его дяди Смирного Отрепьева. Но того к «царевичу» не допустили. Ни с чем он был вынужден вернуться в Москву. Все это начало пугать мнительного Бориса Годунова. По его приказу в Москву тайно привезли мать царевича Дмитрия Марфу. Вместе с женой он устроил ей допрос, но ничего не добился. Хитрая монахиня-царица упорно повторяла, что точно не знает, жив ее сын или нет, поскольку некие знатные люди, которых уже нет в живых, сообщали о его возможном спасении. Естественно, что ни Борис, ни Мария не желали услышать столь неопределенный ответ. В сердцах царица даже решила изувечить свою предшественницу. Со свечой в руке она попыталась выжечь глаза Марфе. С трудом Борис остановил жену. После этого монахиню вновь отправили в ссылку, но уже поближе к столице.

Слухи о царевиче стали активно распространяться по всей стране. Они докатились даже до отдаленного Антониево-Сийского монастыря, где томился Федор Никитич Романов, в монашестве Филарет. Он сразу понял, что авантюра была затеяна кем-то из его бывших слуг. В случае успеха «Дмитрия» его положение могло счастливо перемениться. Царский пристав вскоре был вынужден написать, что ссыльный боярин вновь повеселел, стал вспоминать свою прежнюю жизнь, охоту, развлечения и говорить окружающим, что они вскоре увидят, каким он станет. В ответ Борису оставалось только еще больше ужесточить контроль за опальным.

Некоторые городовые воеводы пытались оказать царю Борису услугу и самостоятельно выступали с разоблачением самозванца. Но в итоге попадали впросак. Так, черниговский воевода М. Ф. Кашин отправил в Польшу грамоту, в которой написал, что настоящий царевич Дмитрий сам зарезался в Угличе лет 16 назад, то есть в 1588 году. Самозванец же является чудовским монахом, бежавшим в Польшу в 1593 году. Поляки тут же заметили хронологические ошибки и лишь посмеялись над «разоблачениями» воеводы.

Тем временем Лжедмитрий превратился в настоящего полководца: лихо скакал на коне, умело обращался с самым разнообразным оружием, освоил азы военной тактики и стратегии. Правда, его армия состояла всего из 2000 шляхтичей и нескольких казачьих отрядов. Надежда была только на смелость и решительность. Гришке терять было нечего, а приобрести можно было целое царство, и он был готов яростно броситься в бой с любым противником. Личное бесстрашие и отвага очень ценились всеми воинскими людьми, поэтому по сравнению с царем Борисом у самозванца были большие преимущества. Своей неказистой внешности он постепенно придал более внушительный вид: старался появляться в публичных местах только на коне, носил высокие шапки, блестящие латы, которые хорошо обтягивали его крепкий торс. Рыжие волосы Гришка коротко стриг и прятал под меховой опушкой, бороду же и усы пришлось сбрить, чтобы прежние знакомцы не опознали в нем чудовского дьякона. Наконец осенью 1604 года стало ясно, что пора двигаться в путь к заветной цели.

Поход на Москву

По воспоминаниям современников, в 1604 году начались странные явления. В небе по ночам появлялись огромные огненные столбы, как бы сражавшиеся друг с другом; луна двоилась, солнце троилось. Смерчи сносили кресты с церквей, животные и звери вели себя необычно: волки и собаки набрасывались на сородичей, а лисы появлялись на улицах городов. Летом показалась яркая