— Возможно, — тихо отвечаю я, отворачиваясь от нее, поскольку мама отводит взгляд, смотря куда-то мимо меня. Наступает момент, который я ненавижу.

Она начинает что-то вспоминать и, как говорит врач, ее мозг блокирует все, что связанно с семьей, с прошлым… Мать замирает, складывает руки на колени, сжимает легкое платье, и смотрит в никуда, будто не видит ничего перед собой, находясь где-то далеко. Так она может просидеть максимум пару часов, не замечая ничего вокруг, а потом придет в себя и как ни в чем не бывало, пойдет на ужин.

Еще час я просидел рядом с матерью, смотря в одном с ней направлении. Потом поцеловал ее теплую руку, чего она даже не заметила, и покинул клинику.

До наступления темноты я просто колесил по городу и никак не мог собрать мысли воедино. За последние несколько дней меня словно встряхнуло, перевернув всю мою жизнь во второй раз. И если раньше все было жестко, мучительно больно, то сейчас я вообще не понимал, что происходит и чего мне ожидать. Что-то определенно происходит, что-то глобальное и значительное. Только вот откуда ожидать очередного удара — я пока не знаю.

Злата

Я себя не узнавала. Поднималась по лестнице на свой этаж и постоянно задавала себе вопрос — кто я сейчас? Наверное, я должна радоваться, что он спокойно меня отпустил и я наконец-то дома, в своей привычной жизни. Должна радоваться. Должна! Но сколько бы раз я себе это не повторяла, радости не приходило. Наоборот, накатывала какая-то непонятная тоска и сожаление. Я почти дома, на свободе, но чувствую себя удрученно и обреченно. Хочется плакать от тоски.

Ступенька, еще одна и я почти у двери нашей с Кэт квартиры. Каждый шаг дается мне с трудом. Останавливаюсь возле входной двери, кутаюсь в теплую толстовку, вдыхаю в себя свежий запах бергамота, смешанный с персональным, ни с чем несравнимым запахом мужчины, который хотел меня убить, а потом подарил невероятное, будоражащее чувство трепета. Я не знаю, как это объяснить. То, что между нами было, не поддается объяснению. Я впервые поняла значение выражения «бабочки в животе». Мои бабочки не просто порхали. Они бились в агонии в момент, когда он так умело ласкал меня, словно я принадлежу этому мужчине. И только он знает мое тело лучше меня самой. Это звучит смешно и глупо, но я чувствую себя так, словно мной воспользовались, а потом выкинули на помойку, назвав все это громким словом «свобода». А нет никакой свободы, я чувствую себя так, будто он загнал меня в клетку именно сейчас, когда отпустил. Понимаю, что не должна этого чувствовать, понимаю, что все это сумасшествие, но ничего не могу поделать. Я не подвластна себе.

По привычке ищу в карманах ключи от квартиры, усмехаюсь сама себе, нажимаю на звонок и замираю. Я настолько ушла в себя, что даже не придумала, что сказать. Где я была эти дни? И в голову ничего не приходит. Не успеваю я опомниться, дверь открывается и мне на шею кидается Катька. Она крепко меня обнимает, затягивает в прихожую, плачет мне в волосы, постоянно спрашивая, «где я была»?

— Твоя мама ходила в полицию, но ей сказали, что ты совершеннолетняя и искать тебя будут только через три дня.

— Где она? Где мама? — спрашиваю я, пытаясь оторвать от себя подругу.

— Она спит, и лучше ее пока не будить. Она два дня не спала, а вчера мы вызывали ей скорую — давление сильно поднялось, — тихо шепчет мне Кэт.

Подруга хватает меня за руку и тянет на кухню, закрывая за собой дверь.

— Где ты была? С тобой что-то случилось? Почему твой телефон отключен? — Катя задает сразу все вопросы, на которые у меня нет ответов. Я не знаю, что сказать. Искусно лгать я не умею, да и не поверит она, если я скажу что была где-нибудь за городом с друзьями, а телефон потеряла. Это не про меня.

— Ну что ты молчишь?! — она повышает тон, но тут же переходит на шепот. — Злата, — обхватывает мои плечи, заглядывает в глаза, которые я отвожу.

— Со мной правда все хорошо. Я… Я не могу сказать, где была, пожалуйста, не спрашивай меня. Помоги придумать что-нибудь для мамы, — прошу я, видя в ее глазах непонимание.

— Ты с ума сошла! Что я придумаю? Мы обыскали весь город, мы разговаривали с каждым твоим знакомым. Мы ходили в полицию и оставили там заявление о твоей пропаже. Завтра они должны начать твои поиски.

— Заявление нужно забрать, — только и говорю я, сильнее сжимая края толстовки Ярослава.

— Злата, Златочка, мы же с тобой подруги. Скажи мне, с тобой случилось что-то нехорошее?

— Нет, со мной все хорошо. Правда, — закрываю глаза, не в силах больше смотреть на подругу. — Я потом все тебе объясню. Пожалуйста, помоги успокоить маму, — буквально молю ее. Подруга глубоко вдыхает, отпускает меня и растерянно садится на стул рядом с окном. Берет сигарету, нервно прикуривает ее, выпуская дым в распахнутое окно. А я выглядываю в окно и вижу спортивную темно-синюю машину Ярослава. Боже, зачем он до сих пор здесь? Не поверил, что я не пойду в полицию? Черт, не о том думаю. Зажмуриваю глаза, отворачиваюсь от окна, заставляя себя не думать об этом мужчине.

— Я даже не знаю, что можно придумать, — тихо говорит Катя, поправляя растрепанную челку. — Мы были везде, и никто тебя не видел. На твоей новой работе сказали, что ты плохо себя чувствовала и ушла раньше. Юрий сказал, что вообще не видел тебя с последней лекции, в день пропажи разговаривал с тобой по телефону, и у тебя было все хорошо, — и я не сдерживаюсь, горько усмехаюсь. Юрий, взрослый мужик, преподаватель, а повел себя как последний трус, не сказав, что мы встречались в кафе. Да к черту его! — Все однокурсники, утверждали, что видели тебя на лекциях, и с тобой было все хорошо, — продолжает Кэт. — Я не знаю, что можно придумать такого, и как оправдать тебя перед матерью. Если с тобой было все хорошо, ты могла хотя бы сообщение мне послать?! — подруга вновь повышает тон. — Это я подняла всех на уши, а когда совсем отчаялась, то позвонила твоей маме. Она вчера приехала, и сразу побежала в полицию. Что я теперь должна придумать? — Катя выбрасывает недокуренную сигарету в окно, резко поворачивается ко мне и смотрит в глаза.

— Кто тот парень, с которым ты была? — неожиданно спрашивает она.

— С чего ты взяла, что я была с парнем? — спрашиваю я, а сама лихорадочно соображаю, откуда она может знать, что я была с мужчиной.

— С того, что на тебе надета мужская толстовка, от которой пахнет мужиком. Где твоя белая кофточка? — иронично усмехаясь, спрашивает она.

— Катя, Катюша, пожалуйста, — бросаюсь к ней, обнимаю, прижимаясь всем телом. — Я была не с парнем, а с мужчиной. Я ничего не могу тебе рассказать.

Просто поверь мне и помоги. Я не могла послать сообщение. Я потеряла телефон.

— Ну да, а у твоего мужчины нет телефона, и вся связь в городе пропала? — не спеша меня обнимать, спрашивает Катя. — Я тебя не узнаю. Это не ты…

— Пожалуйста, — обрываю ее в полном отчаянии. И Катя смягчается, обнимает меня в ответ, поглаживая по спине. — Хорошо, хорошо. Давай думать, где ты была.

— Спасибо.