– Вот об этом ваш бред будет особенно интересно услышать, – сквозь зубы и сверкнув шоколадными глазами, бросила она.

Я ухмыльнулся и продолжил:

– Жизнь не имеет тех условных границ, коими мы её наделяем.

– Во-во. Я же говорю, бред.

– Дослушайте, пожалуйста, сначала, а потом решите. Так вот. Жизнь, она пронизывает всё. И растения такие же живые, как и животные.

– Тогда бы они назывались животными, а не растениями.

– Да подождите, дайте объяснить! Градации придуманы человеком, а не природой. Жизнь не имеет таких резких границ, как наша возможность её понимания. Растения также рождаются, живут и умирают, так же переопыляются, растут до своего полового созревания, цветут, стареют, увядают. Они также страдают от физических увечий, от болезней. Для них понятие времени несколько иное, нежели для нас. Человеческий век несоизмерим с веком большинства деревьев. У них больше времени, они потому в нашем понимании статичны, неизменны, мертвы, но это не так.

– Но… – хотела она что-то возразить, но я не останавливался, боясь потерять мысль.

– А, кроме того, с наслаждением поедая пучок зелени, не задумывались ли вы, сколько жило на нём различных мелких насекомых? Скольким созданиям, живым, как и мы с вами, эта зелень давала кров и пищу. Всё в нашем мире – пища для кого-то, все мы – чья-то еда.

– Ну всё! Хватит с меня! Извините. Но я вас высажу на первой же стоянке или автозаправке, пока вы мне весь мозг не высушили. Настроения у меня от встречи с вами не прибавилось. Могу даже сказать, что не рада, что взялась вас подбросить.

– Извините, я лишь сказал, что думал.

– Порой, умник, лучше промолчать.

– Это точно, – буркнул я себе под нос.

Дальше ехали молча. Я с идиотской виноватой улыбкой, а она, надувшись и смешно сдвинув брови. Будто девочка, которую вместо аквапарка везут к бабушке на картошку.

Как и обещала, она высадила меня на заправке. До Алиота было ещё километров восемьсот, до поворота, где мы с Милой должны были расстаться, – около пятидесяти. Особой экономии в этой поездке не просматривалось, но подобные беседы весьма мне нравились. В таких диалогах зарождалась призрачная истина, которая, как известно, рождается в споре.

Примерно в километре дальше по дороге был виден лес. Судя по карте, пройдя насквозь этот лес, я мог срезать приличный участок пути, километров в пятнадцать. И кроме того, лес манил своей древностью, дремучестью. Таких лесов осталось очень мало, опустынивание и вырубки когда-нибудь полностью уничтожат эти оазисы, рождавшие множество сказок, былин и слухов. Раньше о леших и колдуньях, теперь же о маньяках и бомжах-людоедах.

Пополнив в туалете заправки запасы воды, я отправился навстречу приключениям. Еду в магазинчике при заправке не покупал. Надеялся раздобыть грибов и ягод в лесу. И понимал, что деньги нужно экономить для последнего броска. Туда, где не будет ни магазинов, ни городов.

По дороге к лесу меня не покидали мысли о диалоге с Милой. Сказанное ей было необдуманно относительно животных, выращенных и убитых для еды. Но в её озлобленности к мясоедам есть здравое зерно, если выделить из них охотников. Не людей, живущих в далёкой глуши и солящих себе мясо впрок, не имея возможности сходить и купить его в супермаркете. Таких остались единицы. А охотников, для которых убийство животного – это спорт, а его поедание – некое ритуальное действо. Игра для взрослых. Самый отвратительный вид этой игры, когда охотники обращаются в специализированные заказники, где животных кормят и охраняют – растят в диких условиях, создавая резервации с обильной кормовой базой, стимулируя этим рост популяции. Обустраивают специальные замаскированные места вблизи кормушек и сажают туда клиентов-охотников, которым не составляет труда убить пришедшее на давно знакомое «безопасное» место животное. Казалось бы, что при такой охоте всё более гуманно. Но, на мой взгляд, это уже просто убийство. Нет необходимости выслеживать зверя, выход зверя на охотника практически гарантирован, риски минимизированы. Такая охота не несёт в себе ничего, кроме кровожадности. Возможно, это такой способ доказать себе собственную состоятельность, способ превознести себя над сильным животным ради иллюзии собственной мощи.

Некий адлеровский комплекс неполноценности.

Через лес петляя тянулась заросшая автомобильная дорога. Судя по довольно высоким деревцам, выросшим из колеи, ей не пользовались уже несколько лет. Приятный влажный воздух леса пах мхом и прошлогодней листвой. Где-то в гуще леса были слышны птичьи песни. Вся эта сказочная атмосфера наполняла меня покоем. Я шёл по мягкой траве, изредка перебираясь через упавшие деревья, пока не начало темнеть. По дороге мне попался малинник с переспевшими ягодами, чуть поодаль от него я заметил пачку устричных грибов на старом пне, который напоминал голову какого-то гнома или лешего с бородой из корней и шапкой мха. Небо было ясное, и я решил не ставить палатку, а устроить себе спальное место на раздвоенном стволе упавшего дерева около дороги. Застелив стволы пропиленовым ковриком и спальником, прилёг на минутку, для того чтобы исключить ночную установку палатки или сон на земле в случае неудобства. Постель была чудесная. Словно колыбель посреди темнеющего леса. Набрав хвороста, я развёл костёр прямо в колее дороги. Поджаренные на пляшущих языках пламени грибы дополняли атмосферу первобытной романтики аппетитным ароматом. Уже появились звёзды. Первой, как всегда, моя – путеводная. Сытый и забывший обо всех злободневных проблемах, я закутался в спальник. И утонул в звёздном небе, том же самом, что укрывало людей и до меня десятки тысяч лет.

Глава III

Кто знает, может быть, жить – значит умереть, а умереть – жить.

Эврипид

День шестнадцатый, 3 сентября

Проснувшись с рассветом и муравьём-разведчиком, торопливо бегущим по моей щеке, я вскочил от неожиданных гостей. В нескольких метрах от моей постели стояли четыре косули и с любопытством смотрели на меня. Через мгновенье неудобного молчания они синхронно в один прыжок скрылись за кустами. Удивительно, что ещё можно увидеть дикое животное в такой близости от поселений. Я не торопясь сделал все утренние дела, предварительно воскресив огонь в тлеющем кострище. На завтрак было то же, что и на ужин, но теперь всё казалось горьким от остатков зубной пасты во рту. Шагалось бодро, несмотря на сыроватые от росы ботинки и скользкую траву. Щебетание птиц и не по-осеннему яркое солнце грели душу. Листва деревьев начинала желтеть, и казалось, что это не от приближающейся зимы, а от прикосновения солнечных лучей. Я