руках — гранатомёт, а перед тобой — монстр из ужастика. И ты сейчас нажмёшь на спусковой крючок, чтоб увидеть, как по стенам разнесёт его кишки!

Синельников снова рассмеялся: легко и непринуждённо. Лёг на спину. На груди у него тотчас возникла миниатюрная головка с растрепавшимися и чудесно пахнущими волосами:

— Не ржи, как обкурившийся марихуаны баран, а облегчи душу. Сегодня психоанализ от доктора Моны — бесплатно. Бонус. В подарок, так сказать. За добросовестную работу.

— Ладно, госпожа психоаналитик. Расколюсь. Сегодня нам пришлось атаковать корабль противника… — Синельников рассказывал о подготовке операции, стараясь снова воспроизвести внутренним взором мельчайшие её детали — иногда это действительно помогало вспомнить и обратить внимание на такие моменты, что проскочили мимо сознания в угаре подготовки и абордажа, — … корпус — полностью чёрный. Покрашенный, что ли. (Хотя глупо, да? В космосе — и — покрашен!) Может, именно это не позволило хорошо рассмотреть эту посудину чисто визуально. Но приборы-то — не врут! Там всё — чётко! Контуры, габариты. Но почему-то, хотя осмотрели и изучили досконально, наши аналитики приняли его — именно за чужака!

Подозрительно идентичного, конечно, по конструкции — но и они, да и потом и мы — для себя, объяснили это сходством назначения, материалов, и технологий! Словом, приняли за боевую единицу, отличающуюся от наших кораблей только некоторыми деталями, да толщиной брони. Ну, и радарными башнями.

Да и на стандартный сигнал «свой-чужой» этот гад не отвечал.

Ну, вот мы и приступили вполне традиционно, предполагая, что навыки, наработанные на симуляторах, не подведут.

Собственно, они-то как раз не подвели.

И мы ворвались внутрь как обычно — легко и просто… Но потом…

Теперь Синельников не вдавался в детали: хоть Мона наверняка и не вражеский «агент», (Штатных девиц со всей их родословной и подноготной отдел контрразведки проверяет буквально до пятого колена!) но характеристики оружия и методика проведения боевых операций её не касаются! Он описывал, скорее, свои ощущения и даже подчеркнул тот момент, когда подсознание, некий инстинкт «прирождённого бойца» заставил его на время отступить…

Мона слушала внимательно, не перебивала и вопросов не задавала — только похлопывала иногда пушистыми густыми ресницами. (Они у неё — свои, как она с простительной гордостью объяснила ему на первом же «свидании»!)

Молодец. За это в том числе он её и уважал. За умение действительно — слушать. А не изображать интерес. Как и за то, что с добросовестностью относится к своей основной работе. А что: штатный психоаналитик их подразделения — молодой, очкастый и прыщавый, девственник. Доверия особого не вызывает. Как и желания «поделиться». И наверняка никогда не услышит тех откровений, что иногда изливаются из уст уставших, обиженных, расстроенных и комплексующих военнослужащих! Которым по-идее полагается быть сильными и уверенными в себе.

Иногда Синельников думал, что напрасно работники СВБ — службы внутренней безопасности — не оснастили комнатки штатных девиц микрофонами и камерами. А иногда он подозревал, что их-таки установили… Просто никогда в этом не признаются.

— Странно. Нет, — видя, что он порывается её перебить, Мона подняла ладошку, и прихлопнула его рот, — Это действительно странно. Зачем было давать вам увидеть а затем и атаковать — фантом? Мираж. Призрак. Ладно, меня не это беспокоит, поскольку раненных немного. Я вот другого не понимаю: зачем надо было уничтожать, да ещё таким жестоким способом, нашу колонию на Чегастере.

— Ну, про колонию-то всё более-менее понятно. Дело всё в том, что после системы Чегастер наши разведочные скутера начали продвижение дальше в секторе Лимб-пять. Где-то в пучинах которого и пропал наш малый дальний МРС-545. Очевидно, именно там, где-то в дальнем конце этого сектора, и расположены поселения, или… Скажем так: зона жизненных интересов наших врагов. И они скутер просто нейтрализовали — о нём уже восемь месяцев ни слуху на духу! — а колонию уничтожили для того, чтоб ясно намекнуть: ещё раз сунетесь сюда — мы и остальные ваши населённые планетки зачистим! Причём — легко и быстро.

— Да, действовали они там, на Чегастере, как ты любишь выражаться, быстро и эффективно. А на мой взгляд ещё и очень цинично. И для нас — унизительно. Но почему всё-таки — вам, воякам, послали именно фантом корабля?

— Думаю, для того же. Чтоб показать, что они в любой момент запудрят нам мозги. Введут в заблуждение. Ожидаем мы корабль — вот нам корабль. Ожидаем мы человекообразного противника — вот нам человекообразные фантомы!.. Так и заставят нас воевать самих с собой.

Ну, и, разумеется, они хотели показать превосходство своих технологий.

— Словом, сейчас у нашего горячо любимого и умного «главнокомандования» — море проблем.

— Точно.

— Смешно.

— И чего же это тебе вдруг стало так смешно?

— Нет, не с проблем командования. А с того, что людскую психологию эти гады, похоже, действительно изучали не один век. Может, и не одно тысячелетие. Просекли специфику жанра.

— Ты о чём это?

— Ну как же! А, да — ты же не любитель читать. Или смотреть триллеры. Саспенс. Поясню: это такое произведение, где неизвестно, кто убийца. Или маньяк. Или шпион. Иногда дают намёки: то покажут руку в перчатке, накинувшую платок с хлороформом на лицо сторожа, или часового, то — шприц, вводящий некий смертельный реагент в пластиковую трубочку системы искусственного кровообращение важного свидетеля. То — чью-то тень, поднимающуюся по лестнице в комнату молодой девушки. Показав предварительно офицера полиции, который тщетно пытается раскрыть два-три похожих жестоких преступления: убийства и изнасилования таких же девушек — обычно, кстати, весёлых и симпатичных. Некрасивым и злобным зритель сочувствует почему-то гораздо меньше.

Михаил фыркнул:

— Вполне могу этих зрителей понять. — он провёл ладонями по мягким округлостям пикантных ягодиц: благо, руки у него длинные.

— Не перебивай. А то я собьюсь с мысли. — Михаил кивнул, Мона продолжила, посмотрев зачем-то в угол, — Так вот. Ни лица, ни даже фигуры преступника обычно не показывают до самого финала фильма, когда бравый следователь путём невероятного напряжения извилин, крутых погонь, перестрелок, и плавания в пыли каких-то древних архивов, обнаруживает невероятный факт, изобличающий маньяка или убийцу. Это-то и есть основное правило любого триллера: убийца — обычный человек, без заячьей губы, без особых примет, все соседи его рекомендуют, как отличного и компанейского парня, коллеги по работе и начальство не нарадуется его деловитости и дисциплине…

А он — с детства закомплексованный, унижаемый — ну там: мамой-деспотом, или отчимом, или одноклассниками — использует свой изощрённый и обиженный на весь свет, или каких-то конкретных его представителей, ум, чтоб сделать этим другим больно. Отомстить. Или