Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он догнал Ведьму уже на улице.
– Будьте добры, объяснитесь, куда Вы собрались, где и кого Вы будете искать и как? В нынешней ситуации, когда в Городе транспортный коллапс и невозможно даже переехать из района в район?
– Мила сказала, что Художник снял дом в деревне и теперь живет там. Я узнаю адрес у его матери и разыщу их.
Философ опять что-то возразил, но резкий шум ветра заглушил его слова. Начиналась настоящая метель. Снег валил уже большими хлопьями, быстро покрывая асфальт белым налетом. Говорить было бесполезно, они молча дошли до дома Ведьмы, вошли в ее квартиру. Философ, не раздеваясь, плюхнулся в кресло в комнате Ведьмы, а она скинула плащ, достала стремянку и полезла на антресоли.
– Эмилия, послушайте, остановите это безумие! Куда Вы пойдете в такую погоду? Вы просто замерзнете за первым же углом. Кому нужны такие жертвы? Вы хотите спасти Город ценой собственной жизни? Это глупо, поверьте мне!
– Успокойтесь, я никого не собираюсь спасать, – раздраженно ответила Ведьма, скинув с антресолей старый овчинный тулуп и потертые унты из оленьей шкуры, – Это нужно прежде всего мне самой. Я должна понять, что произошло, иначе…, – она вздохнула, так как не могла объяснить Философу весь ужас своего положения.
– К тому же я хорошо экипирована, видите – в этом даже в тундре не замерзнешь!
– Откуда у Вас такое богатство? – рассмеялся Философ, разглядывая причудливые узоры на унтах, – эксклюзивная вещь, однако! Раритет!
– А разве Вы не знаете, что я много лет жила на севере, в Воркуте? Так что морозы для меня – дело привычное! Ладно, бросьте хандрить, вот увидите, все завершится наилучшим образом!
С тех же антресолей она достала бутылку, декорированную под камень. На ней была этикетка «Северное сияние».
– Что это? – изумился Философ.
– Это напиток, который делают ханты. Настоян на пантах – оленьих рожках. Отличный энерджайзер! – улыбнулась она, – вот только закуски у меня нет. Все протухло в холодильнике. Ну ладно, вот Вам для комплекта молодильные яблочки! – она взяла с окна два румяных яблока и протянула одно из них Философу.
– Надеюсь, внутри нет яда? – усмехнулся он. Решительный настрой Ведьмы немного успокоил его. К нему вернулось его обычное чувство юмора.
– Ну, если и есть яд, то только любовный! – томно сказала Ведьма. – Ладно, за удачное завершение операции! – она подала Философу рюмку с бальзамом.
Он пригубил, поморщился: у бальзама был резкий необычный вкус, хотя и нельзя было назвать его неприятным.
– Пейте, не бойтесь! – Ведьма опрокинула свою рюмку. Живительная волна мгновенно обожгла все ее нутро, придав импульс бодрости. Она надкусила яблоко, потом резко встала и принялась собираться.
Ведьма надела унты, закуталась с головы до ног в широкую шаль из козьей шерсти, сверху накинула овчинный тулуп, спрятала свои тонкие пальцы в большие «бабушкины» варежки.
– Не хватает только собачьей упряжки! – рассмеялся Философ.
– А что, это идея! – обрадовалась Ведьма. Она принесла с балкона старые плетеные санки, оглядела себя в зеркале и удовлетворенно улыбнулась. В карман тулупа она засунула бутылку с остатками бальзама и яблоко, к которому так и не притронулся Философ. Потом зашла в кладовку и вынесла оттуда несколько крепких кожаных ремней.
– En route! – скомандовала она!
– В путь! – подхватил Философ, взял санки и вышел вместе с Ведьмой на улицу.
Собаки уже стояли у подъезда. Правда, они мало напоминали ездовых – это были бездомные дворняги, которые скитаются по помойкам. Ведьма прихватила для них мясо и колбасу из неработающего холодильника, и они мигом смели все приношения.
– Ну, а теперь, за работу, дорогие! – сказала она, достала ремни и начала одну за другой пристегивать собак к саням. Получилась довольно стройная собачья упряжка. Коренным шел лохматый черный пес с рваным боком и откусанным ухом: сразу видно – боец!
Философ весело глядел на все это действо, потом достал из кармана несколько колокольчиков и прикрепил к ошейнику черного пса.
– Что ж, теперь можете отправляться! В такой компании Вам не будет страшно! – подбодрил он Ведьму.
Она усмехнулась, оторвала от березы длинную ветку, села в сани и стегнула собак. Упряжка помчалась вперед, позванивая колокольцами, и через несколько секунд исчезла в снежной пыли.
Глава 9.
Художник и Леля
Так что же произошло с Лелей в тот странный вечер, куда она пропала и где была все это время, пока в Городе происходили странные катаклизмы? Да, Ведьма была недалеко от истины – Леля покинула дом Купцовых вместе с Художником.
Художник пришел к Купцовым для того, чтобы увидеть Ведьму. Он хотел поговорить с ней наедине, но когда увидел ее горящие глаза, устремленные на Поэта, желание общаться у него пропало. Он встал поближе к выходу и оказался рядом с Лелей.
Леля не сразу узнала его – прошло много времени с того момента, когда она видела его в первый и единственный раз, да и Художник изрядно изменился за последние месяцы – похудел и осунулся, выглядел неопрятным и усталым. Но когда Леля осознала, что рядом с ней на расстоянии вытянутой руки стоит Он, Художник, сердце ее забилось в бешеном ритме.
Вся та холодность и равнодушие, которые она испытывала в последние месяцы, живя у Ведьмы, вдруг исчезли, и сердце ее вновь закипело горячей, живительной любовью. Она уже не слышала, что происходит в зале, слова Поэта перестали звучать в ее сердце. Она вся устремилась к Художнику. Она чувствовала его дыхание совсем рядом с собой и дрожала всем телом. Она не знала, что делать, как подойти к нему, как рассказать о своих чувствах – ведь кругом были люди. Поэтому, когда Художник тихонько встал и пошел к выходу, она обрадовалась и последовала за ним.
Леля вышла вслед за Художником на улицу, тихо пошла за ним. Она думала, как подойти к нему, как заговорить, как вдруг он резко остановился и обернулся к ней.
– Почему Вы преследуете меня? – спросил он тихо, – что Вам нужно?
– Я… – растерянно начала Леля, – я давно хотела познакомиться с Вами.
– Кто Вы и откуда знаете меня? – удивленно спросил Художник.
Леля на секунду задумалась, не зная как лучше обозначить себя, потом решительно сказала:
– Я дочь Эмилии.
– Разве у нее есть дети? – удивленно спросил Художник.
– Я не родная дочь, точнее не биологическая, я – плод ее фантазии, – объяснила, как могла Леля свое родство с Ведьмой.
Художник серьезно посмотрел на нее и