ее головном уборе тоже было множество прекрасных бриллиантов». Леди Мария выглядела превосходно в наряде из золотой парчи и пурпурного бархата5.

Герцог поцеловал руку королеве, и она отвела его в другой зал, где гостя несколько часов развлекали музыкой и «многими прекрасными танцами». Хотя королева чувствовала себя неважно, она танцевала «весьма изящно, дабы почтить собравшихся», со своим братом Эссексом. Леди Мария вставала в пару с леди Маргарет Дуглас, затем – с джентльменами двора, один из которых, венецианец, танцевал гальярду «с такой необыкновенной живостью, словно у него на ступнях были крылья». Когда вечер близился к завершению, королева вызвала одного дворянина, говорившего по-испански, чтобы преподнести подарки герцогу, после чего встала и подала Нахере руку для поцелуя. «Он склонился бы и к руке принцессы Марии, но та подставила ему губы, поэтому он поцеловал ее и всех остальных дам»6.

Примерно через день Нахера получил вызов в личные покои короля в Уайтхолле.

Прежде чем попасть в королевский покой, он прошел через три гостиные, увешанные гобеленами, во второй из которых [сторожевой палате] стояли в строгом порядке телохранители короля, одетые в красные накидки и с алебардами в руках. В третьей комнате [приемном зале] находились дворяне, рыцари и джентльмены, там был балдахин, сделанный из дорогой узорчатой парчи, и кресло из того же материала. Здесь брат королевы и другие знатные господа четверть часа занимали герцога, пока наконец не объявили, что мы все должны войти в комнату короля [то есть в личный покой].

Педро де Гант обомлел, когда сопровождать Нахеру разрешили только двум испанским дворянам, «и никому другому; нам не позволили также увидеть короля»7.

Как дядя будущего короля, граф Хертфорд был одним из самых влиятельных людей при дворе, однако ему не хватало качеств, которые делают человека выдающимся политическим лидером. К 1544 году он обрел немало противников: Норфолк, Гардинер и Ризли давно уже были его врагами, но, кроме того, заносчивый и бестактный Хертфорд умудрился настроить против себя большинство членов собственной партии. В марте он поссорился с лордом Расселлом, обвинив того в неспособности отстаивать его интересы перед королем и назвав «притворным другом», который, похоже, «питает к нему злобу или зависть». Благодаря усилиям Пэджета и Ризли они помирились, но затаили взаимную неприязнь8.

Весной Хертфорд по совету Норфолка возглавил вместе с Лайлом королевское войско, отправленное на север, чтобы добиться согласия шотландцев на брачный союз. Они разграбили Эдинбург и безжалостно опустошили Равнинную Шотландию, после чего эту кампанию стали называть «грубым ухаживанием Англии».

Двадцать второго апреля скончался лорд Одли. В следующем месяце лордом-канцлером вместо него стал способный, но беспринципный Ризли. На церемонии введения в должность, прошедшей в личных покоях короля, последний вручил ему Большую печать Англии.

Вероятно, Генрих остановил свой выбор на Ризли, рассчитывая, что этот яростный противник ереси станет противовесом могущественной партии реформатов. Это назначение состоялось в то время, когда Гардинер начал утрачивать свое влияние, так как защищал от преследований своего племянника-паписта Германа Гардинера. Все же Германа казнили, и Саффолк убедил короля завести дело об измене против самого Гардинера, однако друзья епископа из Личных покоев, «заподозрив неладное, предупредили его об этом». Гардинер ринулся к королю, признался во всем, молил о пощаде и был прощен9. Это типичный пример того, как Генрих стравливал две партии между собой.

В 1544 году король счел необходимым создать литанию (богослужебную книгу) на английском языке и поручил это архиепископу Кранмеру. Результатом стала написанная прекрасным языком Книга общей молитвы, которую Генрих не увидел при жизни; в Англиканской церкви ее используют до сих пор по особым случаям. В мае Томас Бертелет опубликовал сборник псалмов-молитв в переложении королевы, которые она отобрала сама. Джордж Дей, податель милостыни при королеве, регулярно пользовался этой книгой в переплете из золоченой кожи.

Генрих хотел лично возглавить армию вторжения и по мере приближения отъезда, казалось, заново обретал вкус к жизни. Однако оставались дела, которые нужно было уладить до выступления в поход. В конце июня король с королевой присутствовали на свадьбе леди Маргарет Дуглас, племянницы Генриха, и Мэтью Стюарта, четвертого графа Леннокса, в королевской церкви Сент-Джеймсского дворца. Брак состоялся благодаря тому, что Леннокс был одним из немногих шотландских пэров, которые поддерживали Генриха в его стремлении объединить два королевства под властью Тюдоров. После свадьбы Леннокс вернулся в Шотландию, чтобы подготовить заговор в пользу Генриха, но его разоблачили, лишили прав и состояния и выслали в Англию, где он жил с женой в Темпл-Ньюшем-хаусе, рядом с Лидсом. Первого сына, родившегося в 1545 году, супруги назвали в честь короля10.

Седьмого июля Генрих назначил Екатерину Парр регентшей Англии на время своего отсутствия и передал ей поместья Хэнворт, Челси и Мортлейк11. Хертфорд, который предпочел бы заключить мир с Францией, был оставлен в Англии на второстепенной должности наместника королевства; позже он присоединился к королю в Булони. Четырнадцатого июля Генрих отплыл из Кале, предварительно составив детальный план кампании и послав своим военачальникам карты и инструкции. Обширные познания короля в таких областях, как фортификация, применение метательных орудий и военная стратегия, впоследствии сослужили его армии хорошую службу. Доспехи Генриха отполировал до блеска мастер Эразмус Киркенар12. Война была популярна у придворных; многие уже получили рыцарство и престижные военные должности, а потому были кровно заинтересованы в кампании.

Шапюи извещал обо всем Карла V, и тот был уверен, что больная нога и неповоротливость Генриха помешают ему. Однако король, казалось, вновь обрел прежние силы в надежде еще раз оказаться на поле брани. Когда войско выступило из Кале, он ехал впереди, «в полном боевом облачении, на огромном скакуне», с тяжелым мушкетом поперек седла; за ним следовал офицер, который вез шлем и копье короля. Мушкет и копье Генриха позже были выставлены в Оружейной палате Тауэра; видевшие их удивлялись, что на свете есть человек, способный поднять копье такого размера. При последовавшей затем осаде Булони Генрих не дремал с восхода до заката. Незадолго до отбытия в поход Хертфорд находил его «веселым и в таком добром здравии, какого я не видел у его милости за последние семь лет»13, а Шапюи признавался, что потрясен неожиданной жизненной силой Генриха14. Королева писала из Англии: «Я радуюсь прекрасной новости о вашем добром здравии». Однако поднять Генриха в полном боевом облачении на коня с помощью лебедки было совсем непросто, а во время осады Булони его нога так сильно разболелась, что с нее пришлось срезать доспехи.

Находясь