во Франции, Генрих регулярно обменивался нежными письмами с Екатериной Парр, которая оставалась с детьми в Хэмптон-корте. Она сообщала мужу об успехах отпрысков, заверяла, что все они, «благодарение Господу, в добром здравии», спрашивала у него разрешения на отставку нескольких дам своего двора, «которые не могут хорошо служить ей по причине болезни». Генрих считал, что женщины, предложенные Екатериной на замену выбывающим, тоже хрупки здоровьем и не подходят для службы. Тем не менее он писал: «Мы оставляем их принятие на ваш выбор. Вы можете, если сочтете это правильным, взять их в свои покои, чтобы они проводили с вами время за игрой или сопровождали вас, когда вы предаетесь другим забавам».

Тем летом в Лондоне вновь вспыхнула чума, поэтому королева со своими приемными детьми отправилась в короткую поездку по стране. Остановившись в Энфилде, он направилась в замок Окем, к графине Ратленд, которая пришла в панику, узнав о грядущем визите, и попросила отца прислать ей свежую рыбу, «так как здесь мало запасов, а двор любит веселиться!»15.

Тем, кто контактировал с носителями чумы, не дозволялось приближаться к жившим при дворе «под страхом вызвать гнев королевы и подвергнуться наказанию, какое ей будет угодно назначить»16. К счастью, эпидемия быстро утихла, и уже в августе Екатерина смогла вернуться в Гринвич.

Пока король исполнял роль верховного главнокомандующего, грозный герцог Норфолк, которому был уже семьдесят один год, руководил войсками во Франции. Шестидесятилетнему Саффолку поручили командование частями, осаждавшими Булонь, в которых состояли среди прочих джентльмены-пенсионеры. Джордж Дадли, лорд Лайл, тоже отличился во время кампании и укрепил свою репутацию доблестного воина. Суррей, в прошлом году служивший в императорской армии и отчаянно подставлявший себя под вражеский огонь, чтобы прослыть настоящим рыцарем17, исполнял должность маршала при осаде Монтрё силами Норфолка и в стремлении покрыть себя славой едва избежал смерти, когда повел войско в атаку, ставшую решающей. Соперник Суррея, сэр Томас Сеймур, служил лордом – верховным адмиралом. Художник Джироламо да Тревизо был убит при осаде Булони, в которой участвовал как военный инженер.

Булонь пала 14 сентября, вскоре за ней последовал Монтрё. Меч, изготовленный для Генриха испанским мастером Диего де Сайясом в память об этой победе, хранится в Королевской коллекции Виндзора.

Тридцатого сентября, по завершении кампании, король с триумфом вернулся в Англию. По пути домой он воссоединился с королевой в кентском замке Лидс и провел там заседание Тайного совета, на котором разрешил специальным посланникам императора вернуться домой. Перед приездом короля в Лидс стекольных дел мастер Галион Хоне изготовил декоративные стекла для банкетного зала, личных покоев и церкви18. Остаток осени Генрих провел, совершая выезды на охоту.

61

«Худшие ноги в мире»

Примерно в 1544–1545 годах неизвестный художник написал групповой портрет королевского семейства – мастерское произведение, созданное в целях прославления династии. В центре находится величественная фигура короля, восседающего на троне среди великолепной обстановки: богато декорированный кессонный потолок, деревянная обшивка стен, колонны с гротескными мотивами, крашеный пол, расшитый гербами балдахин. По одну сторону от короля стоит принц Эдуард, по другую – не Екатерина Парр, а Джейн Сеймур, родившая королю наследника; ее фигура, вероятно, скопирована с фрески Гольбейна. С левого края стоит Мария, с правого – Елизавета. Помост с троном располагается между двух арочных проемов, сквозь которые открываются восхитительные виды Главного сада Уайтхолла с геральдическими животными короля на колоннах. На заднем плане можно различить покои Марии с их гротескным декором, вестминстерский Часовой дом, туррет большого закрытого теннисного корта и часть северного трансепта Вестминстерского аббатства, а также мужчину и женщину – вероятно, Уилла Сомерса и шутиху Джейн. Возможно, картина была написана для приемного зала Уайтхолла, где, как нам известно, она висела в 1586–1587 годах1.

Изображение короля, заимствованное у Гольбейна, призвано показать великого правителя в зените славы. Однако на других портретах Генриха, датированных последними годами его правления, мы видим преждевременно состарившегося, заплывшего жиром человека. Один из наиболее известных находится в замке Говард: это копия – одна из нескольких – утраченного оригинала кисти Гольбейна, которая относится к 1542 году. Генрих смотрит вперед и стоит в той же позе, что на стенной росписи из Уайтхолла, но лицо у него толще, и он опирается на палку. Другие копии находятся в замке Хивер, Национальной портретной галерее и больнице Святого Варфоломея в Лондоне.

В 1544 году Корнелис Массейс, живший и работавший в Антверпене, создал гравированный портрет короля2. Это одно из наиболее известных изображений Генриха VIII в конце жизни, хотя и принадлежащее к числу гротескных, – мы видим короля с глазами-щелочками и толстыми щеками; однако оно едва ли было сделано с натуры, так как Массейс, по всей видимости, никогда не посещал Англию. Вероятно, более достоверное представление о том, как выглядел король в эти годы, дает медаль, на которой Генрих изображен в чепце и берете. Несмотря на более пропорциональные черты, лицо его также выглядит опухшим и постаревшим3.

В последние годы жизни у короля оставалось больше времени для интеллектуальных занятий – больная нога и отяжелевшее тело не позволяли ему так часто, как раньше, предаваться физическим упражнениям, которые он очень любил. Вынужденный оставаться в своих тайных покоях, он много читал и делал пространные заметки на полях книг. В счетах Генриха отражены выплаты за книги, календари, альманахи, писчую бумагу и глобус4. Теперь ему были нужны очки для чтения, которые называли в то время «gazings» – «гляделки», и он заказал сразу десять пар у мастера из Германии. Оправы, сделанные из золота или серебра, крепились на переносице, а не держались при помощи дужек; линзы из горного хрусталя выточил венецианский мастер.

С марта по июнь 1545 года Генрих снова болел. У него «несколько дней была жгучая лихорадка, и после этого болезнь напала на его ногу»5. Он не появлялся на публике, и о состоянии его здоровья ничего не сообщали, но, естественно, поползли разные слухи. Гардинер опасался, что король не доживет до того времени, когда «милорд принц достигнет мужеского состояния»6.

Когда Генрих наконец появился на публике, он сказал Шапюи, что чувствовал себя «в десять раз лучше во Франции», чем по возвращении оттуда. Посол был потрясен: король выглядел «еще более разбитым» и сильно подавленным. Он проводил целые дни в кресле, погруженный в меланхолию, одевался только для посещения мессы и иногда вставал, чтобы сыграть в карты с Хертфордом или Лайлом7. Генриху приходилось постепенно смиряться с тем