Его голос был очень тихим и мягким. Оба они должны понять, сказал он, что таинство брака существует не только для того, чтобы было удобнее управлять обществом.

– Здесь, в Ирландии, – заметил он, – неоскверненная природа брака и важность целомудрия традиционно никогда не воспринимались как нечто абсолютно необходимое. И очень жаль. Потому что, если мы следуем учению Господа нашего, должно быть именно так. Более того, даже если нам не удается достичь таких высот, то все равно между женатыми людьми должно быть понимание и уважение к чувствам другого. Мы можем просить друг у друга прощения, но мужья не должны пренебрегать своими женами, а жены – мужьями. – Он строго посмотрел на Шона. – Унижение того, кого нам следует любить, – куда более серьезное преступление, чем неверность. – Он говорил с такой спокойной властностью, что даже Шон не смел ничего возразить.

И все же сам монах еще летом, когда они с Евой первый раз говорили об этом, настоятельно советовал ей не слишком нажимать. «Твой муж уже поклялся, – сказал он ей тогда, – и тебе следует проявить мудрость и принять его клятву».

– Даже если я знаю, что это ложь? – спросила тогда Ева.

– Возможно, да, – честно ответил монах и прочел ей небольшое наставление о долге жены быть скромной и смиренно принимать испытания. – Возможно, Господь испытывает тебя, – пояснил он.

Но Ева не могла принять такой совет, даже от святого монаха.

– Это унизительно! – взорвалась она. – Вся эта грязь его лжи, он ведь продолжает спать с той девицей, чуть ли не в моем собственном доме! Это уж слишком! – всхлипнула Ева. – Я больше не могу этого выносить. Он только и делает, что врет мне, а если я пытаюсь его прижать, то просто ускользает, оставляя меня ни с чем. Что-то должно измениться. – Ева с отчаянием посмотрела на монаха. – Если он будет так продолжать, я за себя не в ответе. Может быть, – добавила она с яростью, – я просто воткну ему нож в сердце, когда он будет спать! – Монах в ужасе уставился на нее, но Ева повторила свою угрозу. – Пусть даже я попаду в ад за это! – поклялась она.

Только тогда монах с неохотой откликнулся на ее просьбу о помощи.

– Это все, что я могу сделать, – сказал он.

И теперь, когда Ева смотрела на своего мужа, она не понимала, о чем он думает. Должно быть, он уже начал догадываться, что его ждет, и, без сомнения, приготовился к обычной защите. Но кое-чего он не знал.

– У твоего нанимателя Бреннана, – начал монах, сурово посмотрев на Шона, – есть жена, с которой ты…

– Я ведь уже поклялся! – резко перебил его Шон.

– Знаю, что поклялся. – Монах вскинул руку. – Но подумай еще раз. Это было бы ужасно, Шон О’Бирн, если бы ты дал ложную клятву, возложив тяжкий груз на свою совесть, когда тебе только и нужно было, что попросить прощения у этой женщины. – Он показал на Еву. – Женщины, которая тебя любит и готова оставить прошлое в прошлом. Разве ты не понимаешь, – настойчивым тоном продолжил монах, – какую боль причиняет ей твоя жестокость?

Но если Шон и понимал, признавать он этого не хотел. На его лице все так же отражалось упрямство.

– Я уже поклялся, – повторил он. – Здесь, отцу Доналу.

– Значит, ты ничего не имеешь против того, чтобы дать клятву еще раз, мне? – спросил монах.

Еве показалось, что на мгновение Шон заколебался. Но его загнали в угол.

– Да я хоть перед самим епископом поклянусь! – сердито буркнул он.

– Вот и хорошо. – Монах сунул руку в складки рясы и достал маленький сверток.

– Что это? – с подозрением спросил Шон.

Медленно и осторожно монах развернул ткань, скрывавшую небольшую деревянную коробку, почерневшую от старости, и поставил ее на стол. Почтительно сняв крышку с коробки, он открыл взорам лежащую в ней серебряную шкатулку, усыпанную драгоценными камнями.

– Это реликвия из церкви Святого Кевина в Дублине, – тихо пояснил монах. – В ней лежит фаланга пальца самого святого Кевина из Глендалоха.

Ева услышала, как ее муж тихо охнул. Все с благоговением смотрели на шкатулку.

Самые главные святые реликвии, в том числе и посох святого Патрика, находились в соборе Христа, но в некоторых менее крупных церквях также хранились великие святыни, которые, как все знали, обладали грозной силой. И все, кто видел сейчас перед собой эту реликвию, словно оказались перед самим святым из Глендалоха.

– Готов ли ты положить руку на тело святого Кевина, Шон О’Бирн, и поклясться, что никогда больше не познаешь плоти жены Бреннана? – тихо спросил монах. – Сделаешь ли ты это?

Наступило молчание. Все трое смотрели на Шона. А Шон сначала уставился на монаха, потом на маленькую шкатулку. И на мгновение показалось, что он действительно вот-вот протянет вперед руку.

Однако при всех своих прегрешениях Шон О’Бирн все же испытывал огромный страх и перед Богом, и перед могуществом его святых. После долгих мучительных колебаний он обвел всех хмурым взглядом и отдернул руку.

– Ты не можешь этого сделать, – кивнул монах. – И радуйся тому, что не можешь, потому что, если бы ты это сделал, Шон О’Бирн, это был бы грех столь ужасный, что ничто уже не смогло бы спасти тебя от вечного пламени ада. Слава Богу, что ты этого не сделал!

Но если Шон О’Бирн и благодарил Бога, он ничем этого не показал. И когда монах снова закрыл темную деревянную коробочку, Шон продолжал сидеть молча, уставившись в стол. Наконец заговорила Ева:

– Бреннан уедет. Его место займет Шеймус.

Шон повернулся к жене и пристально посмотрел ей в глаза.

– Это я сам решу, – сказал он.

– Ты можешь решать как угодно, – ответила Ева, – но если Бреннан останется, то завтра утром уеду я.

Она говорила всерьез, и Шон это понял. Она уже давно все обдумала. Ева намеревалась забрать с собой маленького Финтана и младшую дочь; старшие могли остаться. Шон не мог этому помешать. Жить здесь, с Шоном и его потаскушкой, которая будет насмехаться над ней каждый день, она больше не могла.

На этот раз долгую тишину нарушил отец Донал.

– Шеймусу будет полезно заняться землей, – заметил он.

Снова последовала пауза.

– Но я потеряю ренту.

– Земля может принести тебе больше, – возразил священник.

– Бреннаны должны уехать, – наконец произнес О’Бирн, и это прозвучало так, словно решение принял он сам, и никто другой. – Как вы знаете, они бессрочные наниматели. – Он посмотрел на Еву, и та молча кивнула. – Мы просто скажем им, что земля нужна Шеймусу.

На следующий день Бреннанов прогнали. Просто сказали, что их надел земли нужен молодому Шеймусу. Поверил ли в это Бреннан или нет, осталось неясным.

Но, скорее всего, поверил. Потому что точно так же, как самому О’Бирну достался лишь маленький клочок огромных территорий, принадлежавших его благородным предкам, по всей Ирландии со сменой поколений уже и без того небольшие наделы снова и снова делились между наследниками, пока наконец даже самые скромные наниматели не оказывались изгнанными ради одного из многочисленных потомков клана. О’Тулы, О’Бирны и даже могучие О’Нейлы – все сталкивались с тем же самым. «Все эти проклятые ирландские крестьяне считают себя потомками принцев», – жаловались иногда англичане. Но ведь многие из них действительно были таковыми.