– Он бы с радостью нас уничтожил, но не может, – решили они.

И совершенно не встревожились. Они уже пережили несколько поколений английских королей.

Уильяму Уолшу казалось, что его преданность графу Килдэру, скорее всего, послужит теперь к его выгоде. И действительно, недавно в парламенте появился шанс на освобождение места, и Уолш надеялся, что при поддержке Фицджеральдов и расположении некоторых важных людей в Дублине, включая Дойла, он вполне может вскоре оказаться членом парламента. Но тут следовало быть осторожным. Очень осторожным. И сейчас более, чем когда-либо. Потому что последние слухи, что дошли до Уолша в Дублине, испугали его, и не без причины. Касались они Манстера.

Когда до королевского двора в Англии начали доходить донесения от шпионов о том, что Фицджеральды засылают эмиссаров к его врагам, король Генрих поначалу просто не мог в это поверить.

– Какого черта! – восклицал он. – Что там затеяли эти проклятые Фицджеральды? Не пахнет ли здесь предательством? – добавлял он угрожающим тоном.

И в самом деле, другой важный вельможа клана Фицджеральд, родственник Килдэра граф Десмонд, пребывавший в Манстере, посылал людей к королю Франции, и это вовсе не было так странно, как могло бы показаться. Провинция Манстер с древности имела большие торговые связи с Францией и Испанией и заботилась о собственных интересах за морем, а графы Десмонды посылали своих представителей во Францию и к Бургундскому двору еще со времен Плантагенета. Так что у короля Генриха были основания подозревать: ведь граф Десмонд действительно заключил тайное соглашение на тот счет, что, если правление Тюдоров в Ирландии станет уж слишком неприятным, он мог бы стать союзником Франции и искать защиты у французского короля. Для Десмондов, привыкших за многие поколения к древней ирландской независимости у себя в Манстере, это, возможно, и выглядело дерзостью, но вопрос-то был чисто деловой. Однако Генрих считал Десмонда своим подданным, и его посольство воспринимал как государственную измену.

Когда Генрих стал выяснять у Килдэра о связях Десмонда с врагами Англии, тот лишь рассмеялся.

– Десмонд – странный человек, – сказал он королю. – Я не могу отвечать за то, что он там затевает в Манстере.

– Лучше бы ты отвечал, – предостерег его король, – потому что я считаю ответственным именно тебя.

Это случилось несколько месяцев назад, и потом все как будто затихло, по крайней мере в Дублине.

Но совсем недавно до Уолша дошел другой, куда более тревожный слух. Представителей рода Плантагенетов по-прежнему было немало. Большинство из них предпочитали держаться подальше от неприятностей и от Англии. Но всегда оставалась вероятность, что кого-нибудь из них могут использовать иностранные силы, чтобы начать войну против короля Генриха, подобную вторжению Ламберта Симнела. Этого Генрих боялся постоянно. Поэтому, когда Уолш услышал, что французский король задумал такую же историю с одним из Плантагенетов, он мог быть уверен только в двух вещах: что Тюдор сразу заподозрит любого, кто отправится повидать любителя французов Десмонда, и что у короля наверняка есть шпионы и в Дублине, и в других портах, и они отмечают всех, кто направляется в Манстер.

– Дело вот в чем, – объяснял теперь Уолш своей жене. – Мало того, что мне, адвокату, обласканному Фицджеральдами, придется отправиться в Манстер. Помимо основного дела, мне еще придется встретиться там с самим графом Десмондом.

– И ты непременно должен ехать?

– Да, должен. Я и так долго откладывал, больше ждать нельзя.

– Как мне помочь тебе?

– Я отправлюсь прямиком в монастырь. Если повезет, я, может быть, сумею и с Десмондом там встретиться. Но я не должен никому говорить, что еду именно в Манстер, и ты тоже никому не говори. Если кто-нибудь спросит, хотя это вряд ли, отвечай, что я в Фингале. И ни в коем случае не упоминай, что я собираюсь встретиться с Десмондом.

– Не стану, – пообещала Маргарет.

На второй неделе августа начиналось время сбора урожая. Вот только урожая не было. Стебли в полях потемнели и намокли. Лето, которое так толком и не наступило, подходило к концу. Недавно, впрочем, в воздухе разлилась какая-то странная влажная жара и долго висела над землей. За Дублинским заливом, под серым небом, распухшее беловатое море было похоже на закипающее молоко в кастрюле перед тем, как убежать. Как заметил этим утром конюх Дойлов, как будто сейчас и не лето вовсе.

Три дня назад Джоан с мужем отправились в Долки. Внешне эта деревня почти не менялась последние полтораста лет, однако вдобавок к складу Дойла теперь здесь появилось еще полдюжины подобных складов, принадлежавших крупным купцам и сквайрам, включая Уолша из Каррикмайнса, которые хотели воспользоваться преимуществами глубоководной гавани. Дойл время от времени наезжал туда, чтобы проверить склад или присмотреть за разгрузкой, и Джоан обычно сопровождала его. Она наслаждалась сокровенной тишиной рыбацкой хижины под холмами. Они с мужем пробыли там два дня, пока дела не призвали Дойла обратно в Дублин, а она решила не спешить и отправиться назад верхом, вместе с конюхом, на следующий день.

Это было ошибкой. Надо было выехать рано утром. Давящая атмосфера и темнеющее небо должны были ее предостеречь. Но Джоан задержали домашние дела, которые, конечно же, вполне могли подождать до другого случая. Незадолго до полудня, когда они наконец выехали, стало ясно, что надвигается гроза.

– Мы будем уже в Дублине, когда она до нас доберется, – сказала Джоан.

Проезжая мимо Каррикмайнса, они услышали раскаты грома над горами Уиклоу. Джоан с сожалением сказала конюху, что они, пожалуй, основательно промокнут, а немного позже небо совсем почернело и над деревьями пронеслись первые порывы ветра. Она засмеялась:

– Да мы утонем! – засмеялась Джоан.

Но когда буря наконец сорвалась с гор и догнала их, она оказалась такой силы, какой Джоан и вообразить себе не могла.

Оглушительно гремел гром, сверкали молнии. Казалось, будто небеса разверзлись. От испуга лошадь Джоан встала на дыбы, едва не сбросив наездницу. Уже через мгновение дождь лил сплошной стеной, и всадники почти не видели дороги перед собой. Они решили поискать какое-нибудь убежище. Поначалу ничего не удавалось заметить, но вскоре за поворотом показались серые приземистые строения, едва различимые за пеленой воды. Они не мешкая направились туда.

День проходил спокойно. Уолш уехал. Маргарет осталась дома с дочерями и младшим сыном Ричардом. Мальчик мастерил в сарае новый стул; руки у него были золотые. Дочери хлопотали на кухне вместе со слугами. Маргарет как раз смотрела на дождь за окном – совсем недавно в их доме появились настоящие стекла, чем она очень гордилась, – когда услышала какой-то шум за дверью. Увидев на пороге двух промокших путников, она, конечно, сразу пригласила их войти.

– Бог мой! – воскликнула она. – Да вы вымокли до нитки! Вам нужно немедленно переодеться в сухое!

И каково же было ее удивление, когда одна из гостей сняла наброшенный на голову шарф и весело воскликнула: