— Вы не слишком хорошо выглядите, ваше величество, — проговорил вместо приветствия министр.

— Я не слишком хорошо себя чувствую, — северянин был бледнее обычного, под глазами залегли глубокие тени. — В последнее время я плохо сплю. Меня мучают кошмары.

— Печально слышать.

"В какую же странную игру насильно вовлёк его автарк", — размышлял Вэш.

Все на корабле знали, что этот человек обречён, и тем не менее Сулепис повелел не только относиться к Олину со всей возможной любезностью, но и вести себя так, будто ничего особенного не происходит.

— Замечательно, что вы поднялись на палубу. Говорят, морской воздух способен исцелить многие душевные недуги.

— Только, боюсь, не этот, — покачал головой северянин. — Мне становится тем хуже, чем ближе мы подплываем к моему дому.

Вэш не придумал, что бы сказать — слушая "беседы" двух монархов, он вообще не понимал порой, в своём ли полностью уме и король Олин, и его собственный господин. Он поднял взгляд на замок, высившийся на скалистом утёсе. На башне развевался флаг — слишком далеко, чтобы различить хоть что-нибудь, кроме его цветов: красный и золотой.

— Вы знаете, что это за место?

— Да. Лендсенд. Дом одного из моих стариннейших и наиболее близких друзей, — улыбка Олина больше походила на гримасу — министр различал прятавшуюся за ней острую боль, но была ли она физической или причинённой неким воспоминанием, он определить не мог. — Человека по фамилии Броун. Он был во многих отношениях моим первым министром, как вы — автарка.

"И что угодно готов поставить, ты относился к нему куда лучше, чем Сулепис — ко мне; он-то считает меня своим дрессированным зверьком — разве что чуть полезнее", — Пинниммон и сам удивился горечи, прозвучавшей в его мыслях.

— О, или, может, вы хотели бы побыть в одиночестве?

— Нет, ваше присутствие мне приятно, лорд Вэш. Говоря честно, я надеялся, что мы сможем некоторое время побеседовать с вами вот так… только вы и я.

По шее старика побежали мурашки.

— Что это значит?

— Только то, что у нас с вами, как видится мне, больше общих интересов, чем, вероятно, может показаться на первый взгляд.

Этот глупец что, надеется склонить Пиннимона Вэша предать автарка Ксиса? Даже не бойся министр своего хозяина — а, боги свидетели, Сулепис пугал его до дрожи — он никогда не предал бы соколиный трон. Его семья много поколений служила Ксису!

— Я уверен, что мы найдём немало увлекательных тем для беседы, ваше величество, однако я не ведаю и не могу догадаться, какие же у нас могут быть общие интересы. И, увы, должен с сожалением сообщить, что сию минуту вспомнил о нескольких важных делах, которые необходимо закончить сегодня утром, так что разговор придётся немного отложить.

— Не будьте так уверены, что общих интересов у нас нет, — сказал Олин в спину уже собравшемуся уходить Вэшу. — Никто из нас не может знать всей правды. Мы, люди, живём в мире поистине странном — в том и величайшее утешение моё, и величайший страх.

* * *

В следующий раз министр столкнулся с северянином, когда Олина привели на носовую палубу — присоединиться к Сулепису, пока священники читали молитвы и выливали две золотые чаши-раковины, полные крови автарка, в море, чтобы освятить его, после чего провозгласили, что отныне воды эти принадлежат Ксису. Если не считать повязок на предплечьях, Сулепис буквально сиял здоровьем, и когда Олин, сопровождаемый охраной, взобрался на корабельный бак, контраст между двумя монархами проявился в полную силу.

— Вэш сообщил мне, что вам нездоровится, — произнёс автарк. — Если причина недуга — морская болезнь, крепитесь: как вы догадываетесь, мы бросим якорь всего через час или два.

Олин не ответил. Вместо того, чтобы наблюдать за спектаклем "Пангиссир и священники благословляют воду", он отвернулся и стал рассматривать остальные части огромного судна. Вокруг всё готовили к окончанию плавания, матросы сновали по палубе, брашпили скрипели, солдаты разбирали снаряжение перед высадкой. Начинать подготовку к разгрузке до того, как корабль пристанет к берегу, было очень опасно, и потому это практиковалось редко — так что Пиниммон Вэш мог с уверенностью сказать, что Сулепис спешит.

Позади них в бухте выстроился остальной флот: почти половина из тех кораблей, что автарк привёл к северному континенту, — и золотые сокола на парусах стаей реяли над бухтой. Внешние стены великого Иеросоля пали в несколько дней. Как долго надеется сопротивляться мощи Ксиса крошечный в сравнении с ним Южный Предел? Северянин, вне сомнения, думал о том же.

— Вы привели с собой внушительную армию, — Олин повернулся к автарку. — Это напомнило мне об одном моменте истории. Вы начитанный человек, Сулепис. Вы слышали о Серых союзах, рыскавших по этим землям три века назад?

Автарк вытянул руку, раскрыв кисть и расставив пальцы, будто желая полюбоваться игрой солнечных лучей на пяти золотых колпачках.

— Разумеется, я слышал о наёмниках, — ответил он. — В моей стране подобного бы не допустили. В Ксисе разбойников сажают на кол и выставляют на всеобщее обозрение. Мой народ знает, что я забочусь о нём.

— О, в этом я уверен, — кивнул Олин. — Но глядя на ваш флот и огромное войско, которое он несёт, я вспомнил о днях бесчинствования Серых союзов и в особенности — о знаменитом предводителе Давосе, известном как Богомолец.

Автарк, казалось, заинтересовался.

— Богомолец? Никогда о нём не слышал.

— Думаю, это потому, что вы углубились более в изучение позднейшей истории моей семьи, обойдя вниманием эту её страницу.

— Это прозвище… он действительно был священником?

— Он имел доход с богомолья, но это, естественно, не делало его служителем богов. Конечно, и не за добрые дела он получил это прозвание. Говоря точнее, есть те, кто утверждает даже, что большего злодея не было во всём Эйоне… хотя есть и другие, которые бы с этим поспорили.

Сулепис расхохотался, по всей видимости, с искренним удовольствием.

— О, прекрасно, Олин! Не было большего злодея до наших дней, вы хотели сказать.

Северянин пожал плечами.

— Вы в самом деле полагаете, что я мог бы так оскорбить столь предупредительного хозяина?

— Продолжайте. Вы меня заинтересовали.

— Вы должны знать, как быстро разрослись Серые союзы здесь на севере во время хаоса, пришедшего за первой войной с сумеречным народом. Они заполонили наши земли в годы после битвы в Серохладной пустоши — отряды солдат, которым некуда было податься; поначалу они сражались на стороне любого лорда, который им заплатит, но в конце концов перестали притворяться и занялись просто разбоем и грабежом. Самым ужасным (и собравшим в своих руках больше всего власти) среди них был отпрыск сианской знатной семьи, Давос Элгийский. Может, потому, что он брал дань с пилигримов, а может, из-за того, что он носил длинный чёрный плащ, его и прозвали Богомольцем. В те смутные дни Давос нападал под многими предлогами и ограбил множество городов, но тот, кто управляет большой армией, схож с человеком, оседлавшим свирепого медведя: все боятся его — кроме самого медведя, и потому он всегда должен заботиться о том, чтобы медведь был сыт. Богомольцу пришлось продолжать налёты даже тогда, когда большинство войн, последовавших за отступлением кваров, закончились. А поскольку всё больше и больше северных городов оказывались разорены, голодным беженцам не оставалось ничего другого, кроме как примкнуть к лагерю разорителя, так что армия Богомольца всё росла и росла. В конце концов власть его распространилась на весь Бренланд и большую часть Сиана. Его люди совершали набеги и на мою страну, грабя области Южного и Западного пределов, унося добро и убивая жителей, пока последние не воззвали к трону, умоляя избавить их от этого кошмара. Помогать им выпало одной из моих предков, внучке короля Англина, Лили Эддон.