Теперь путь к тропинке, ведущей к воротам, был свободен. Через несколько секунд самые быстрые из защитников окажутся у входа, и тогда Сайго и Торе, которые почти добежали до изгороди и вот-вот должны были повернуть к воротам, уже ни за что не достичь своей цели. Поэтому самураи замедлили шаг, лучники не спеша прицелились, уверенные в победе. К их огромному удивлению, вместо того чтобы повернуть вдоль изгороди, Сайго и Тора неслись прямо на неё, не сворачивая, и с разбегу, бок о бок, прыгнули вперед.

Сила и точность прыжка позволили им прорваться сквозь неё. За предыдущие дни Сайго обнаружил, что хотя ветви тесно переплелись, сами стволы деревьев отстояли друг от друга на полметра, и он заключил, что при правильном расчете им удастся продраться сквозь неё.

Им это удалось, успешно, хотя паутина веток иссекла им в кровь лицо и руки. Оба воина очутились как раз там, где планировал Сайго, — на извилистой тропинке рядом с верандой, которая вела к банному павильону. В первое мгновение они никого не увидели, потом несколько пораженных ужасом прислужниц и слуг появились в дверях и исчезли. Сайго безмолвно бросился вперед по тропинке, взбежал по ступеням и повернул за угол веранды. Два встревоженных чиновника возникли словно ниоткуда, безоружные и неготовые, одним из них был камергер. Сайго поразил мечом обоих, убив камергера на месте и ранив его спутника, и побежал дальше. Тора добил второго, перепрыгнул через тела и поспешил за ним следом.

Вдоль веранды, за угол и прыжок сквозь тонкие сёдзи в ванную комнату. Полуголые прислужницы уставились на них, онемев от страха: окровавленные мечи, лица в царапинах и крови, кимоно изодраны и тоже запачканы кровью. Воздух был теплым, сладко пахнущим, влажным.

Сайго заревел от ярости. Наполнявшаяся из естественного горячего источника мелкая ванна, от которой поднимался пар, была пуста, пустовали и четыре деревянные парильные кабинки, пусты были и все массажные столы, кроме одного. На нем лежала крошечная нагая девушка, и он в один миг вобрал в себя взглядом каждую деталь её тела: шок в глазах, приоткрытый рот, вычерненные зубы, густые иссиня-черные волосы скручены и повязаны белоснежным полотенцем, ещё полотенца под ней, маленькие груди, руки и ноги, темно-коричневые соски, нежные, зовущие изгибы её тела, золотистую кожу, порозовевшую после горячей ванны, умащенную и благоухающую, и слепую полуголую массажистку, которая неподвижно стояла над ней и напряженно вслушивалась, склонив голову набок.

Как легко было бы убить эту девушку и всех их, но ему было приказано не причинять принцессе вреда ни в коем случае, чего бы это ни стоило. Однако ярость от того, что его обманули — ибо момент был выбран идеально, сведения их были верными и распорядок дня сёгуна в дороге никогда не менялся, — была так сильна, что ему показалось, будто голова его сейчас разлетится на куски. Эта ярость сменилась вожделением, и дрожь пробежала по его телу. Всем существом он хотел её, сейчас, быстро, со звериной жестокостью, сначала жена, потом муж, смерть им обоим, но прежде он вывернет ей ноги наружу.

Губы поползли в стороны, обнажив зубы, и он метнулся вперед. Прислужницы бросились врассыпную, одна потеряла сознание, принцесса судорожно вздохнула и осталась лежать неподвижно, оцепенев от ужаса. Но его одержимость сёгуном отвлекла его, он пронесся мимо, подскочил к двери-сёдзи, проломился сквозь неё и снова, с Торой рядом за спиной, уверенно побежал вперед по верандам к спальному павильону и своей жертве, сады справа, комнаты слева — уже не разумный человек, а обезумевший зверь, алчущий крови. Открытые двери-сёдзи, лица мелькают в них. Прислужницы, юноши, фрейлины, слуги, привлеченные шумом, одетые или полуодетые для сна или ванны, глядели на них, открыв рот.

Ни одного стражника в этих комнатах. Пока. Никакого сопротивления. Пока.

Осталось миновать ещё несколько комнат, дверей, лиц, и потом он повернет в последний раз и пробежит по последней веранде. Предчувствие победы охватило Сайго, потому что впереди была восхитительная настланная дорожка, сад по обе стороны и больше никаких комнат с охранниками, о которых надо тревожиться, а в конце — спальные покои сёгуна, где он сам и его куртизанка тайно провели одну ночь.

Все его чувства были обострены до предела, чтобы уловить притаившуюся опасность. Тора, не отставая, бежал следом в нескольких шагах от него — топот ног, звуки воинов, приближавшихся к врагу. Ещё одна комната позади. Осталась только ещё одна дверь, последняя опасность. В двери показались лица, врач и какой-то кашляющий юноша потрясенно уставились на него, в следующий миг он уже повернул за угол, и вместе с Торой они ринулись в последнюю атаку.

Вдруг оба сиси остановились. Сердца их упали. Впереди из дверей убежища вышли офицер и три самурая и встали, ожидая их с обнаженными мечами. Миг колебания, и Сайго бросился навстречу смерти, своей или их, Тора рядом, та же решимость в глазах — только эти четыре человека отделяли их от сёгуна, находившегося под их защитой.

— Сонно-дзёи!

Капитан выдержал первый натиск, парировал удар, и их мечи сомкнулись, потом он скользнул в сторону и с поворотом рубанул по Сайго, в то время как два других самурая атаковали Тору. Последний самурай оставался в резерве, как ему было приказано. Сайго отвел его клинок и снова полоснул мечом, но промахнулся. Последовал град свирепых ударов и контрударов. Сайго сражался с полным самообладанием, успех был так близок, он теснил своего противника, чувствуя в себе нечеловеческую силу, и меч его, словно сам по себе, искал уязвимую плоть врага, как через несколько секунд он найдет и уничтожит мальчика-сёгуна…

Позади его глаз полыхнула ослепительная вспышка, в висках застучали тяжелые молоты, и он вдруг снова увидел того врача и того мальчика рядом с ним и вспомнил, как кто-то говорил ему, что, по слухам, юный сёгун часто и сухо покашливает — никаких его изображений, конечно, не было, и ни один из сиси, конечно, никогда не видел его в лицо. «Если вы не застанете его в ванной, — говорил Кацумата, — вы узнаете его по черненым зубам, кашлю, его близости к принцессе, качеству его одежд — помните, ни он, ни принцесса не выносят близкого присутствия охранников».

С огромной, удесятеренной силой, взвыв, как дикий зверь, Сайго атаковал капитана, который поскользнулся на полированных досках и оказался, на короткий миг, беспомощным. Но Сайго не нанёс смертельного удара, вместо этого он круто повернулся, стремясь добраться до мальчика, и четвертый самурай увидел ту возможность, которой ему было приказано ожидать. Его меч глубоко вонзился в бок Сайго, но Сайго даже не почувствовал, что ранен, и бессильно рубанул по призраку сёгуна перед собой, потом ещё раз и ещё, и в последнём выпаде мягко скользнул на пол, уже мертвый, но ещё не сознавая этого.

Капитан вскочил на ноги, напал сбоку на Тору, пронзил его, а затем, как опытный мясник, выдернул меч и одним ударом обезглавил.

— Сделай с ним то же самое, — задыхаясь, приказал он, показав на Сайго. Грудь его ходила ходуном, воздуха не хватало, но он со всех ног бросился назад к веранде. На углу к нему с тяжелым топаньем подбежали стражники от ворот, их возглавлял его первый помощник. Он обрушился с руганью на него и на них всех, оттолкнул с дороги и побежал дальше, бросив на ходу: — Всем, кто нес сейчас охрану, приказываю встать на площади перед гостиницей, без оружия и на коленях. Вам тоже!