предположил, что видимая всем безрассудная страсть Зубова была игрой, имеющей целью приобрести влияние на Александра и его жену — в надежде и ожидании, что скорее всего Александр, а не Павел, станет императором после смерти Екатерины. Если это и было так, то задумка не сработала. Понятное дело, Александр вовсе не был рад, сообразив, что фаворит его бабушки имеет виды на его жену.

Кроме лишнего веса, императрица теперь страдала еще и от флебита, и иногда у нее на постоянно отекших ногах появлялись открытые язвы. Однако в то время считали, что это очищает тело от мокроты. Екатерина принимала ножные ванны из морской воды и верила, что это ей помогает. Вторым признаком наступающего старения стал хриплый голос. Но ей повезло: она сохранила все зубы, кроме одного.

Этим летом в возрасте девяноста трех лет умер ее старый друг и помощник во многих образовательных проектах Иван Бецкой. Екатерина сообщила Гримму:

«Он впал во второе детство на последние почти семь лет, и иногда погружался в маразм. Десять лет назад он ослеп. Когда кто-нибудь приходил навестить его, он говорил: «Если императрица спросит, чем я занят, скажите, что работаю со своими секретарями». Кроме того, он скрывал от меня потерю зрения, чтобы я не забрала ни одного из его постов. На деле все посты заполнены уже давно, но он этого не знал»{1063}.

Поиск подходящей невесты для Константина привел Екатерину к трем юным принцессам Сакс-Кобургским, которые в должное время, 6 октября 1795 года, приехали в Санкт-Петербург со своей матерью. Константин, редко отдававший время раздумьям, почти немедленно влюбился в младшую. Екатерина писала Гримму:

«Я так устала за три дня от Константина и от всего, связанного с ним! Это наложилось на обычную суматоху — и мне не осталось ни мгновения для себя лично. Наследная принцесса Сакс-Кобургская очень достойная, почтенная дама; ее дочери — очень хорошенькие. Жалко, что намеченный жених может взять только одну — так как хорошо было бы оставить всех троих. Но кажется, наш Парис отдаст яблоко самой младшей: вы увидите, это будет Юлия, та, которая уведет его»{1064}.

Окончательное решение было принято к полудню 14 октября: «Наше дело улажено. Константин женится на Юлии; они в равной степени находят друг друга приятными. Ее мать и все остальные смеются и плачут по очереди над этой любопытной парой: жениху шестнадцать лет, а невесте четырнадцать. Вместе они — два маленьких бесенка»{1065}. Екатерина рассказала Гримму о приготовлениях, которые делаются для маленькой невесты Константина: «Принцессы Сакс-К[обургские] уедут в субботу. Младшая остается и будет жить до свадьбы с великими княгинями Александрой и Еленой. Дата свадьбы еще не определена»{1066}. Она также заметила: «Послезавтра состоится большой маскарад: почему бы вам не приехать?»{1067} Пока принцессу Юлию отдали под присмотр воспитательницы великих княгинь мадам генеральши Ливен и поручили тем же учителям, что учили великих княгинь, с коими она и проводила большую часть своего времени. По наблюдениям графини Головиной, будущее не обещало большого счастья принцессе Юлии:

«Всю зиму великий князь Константин приходил на завтрак в десять утра с невестой. Обычно он приносил барабан и трубу и заставлял ее играть на клавесине марши, которым он аккомпанировал на своих весьма шумных инструментах. Это было единственным проявлением любви, которую он к ней испытывал. Иногда он крутил ей руку и бил — но это была лишь прелюдия к тому, что ждало ее после свадьбы»{1068}.

Среди отмеченных монаршьей милостью, оглашение коей было назначено на 1 января 1796 года, оказались и братья Чарторыйские, произведенные в камер-юнкеры. Другим получателем императорской милости стал фельдмаршал Суворов, которому в знак признания его польских заслуг императрица вручила выложенную бриллиантами табакерку со своим портретом. Живость была одной из самых заметных черт фельдмаршала на новогоднем балу: он станцевал примерно двадцать танцев, как юноша, несмотря на пожилой возраст (они с Екатериной родились в один год). Императрица тоже находилась в явно приподнятом настроении и несколько раз подзывала Суворова, чтобы посмеяться и пошутить с ним, пока играла в карты с Зубовым и послами — австрийским и английским (последним в то время был Чарльз Уитворт).

Принцесса Юлия перешла в православие 2 февраля. Ей дали имя Анна Федоровна. Помолвка Константина и Анны состоялась на следующий день, а за ней вскоре (уже 15 февраля) последовала свадьба. После церемонии в новом Георгиевском зале, построенном Кваренги, был дан обед с вокальным и инструментальным сопровождением. За здоровье молодоженов пили под грохот труб, барабанов и пушек — пятьдесят одно орудие стреляло в честь императрицы и тридцать одно — в честь всех остальных. Вечером целая процессия экипажей присоединилась к новобрачным на коротком пути до Мраморного дворца (первоначально построенный для Григория Орлова, теперь дворец отошел короне и был отдан Константину).

По описанию, данному Константину графиней Головиной, он выглядел как юноша, за которого вышла замуж сама императрица Екатерина. Но обращали на себя внимание жесткие черты его лица:

«Его поведение, когда он считал себя хозяином в собственном доме, убедительно доказывало, как сильно он еще нуждается в строгом надзоре. Вскоре после женитьбы он стал, среди прочего, развлекаться стрельбой из пушки крысами в школе верховой езды Мраморного дворца — заряжая пушку живой крысой как снарядом. Поэтому когда императрица вернулась в Зимний дворец, она поселила его в апартаменты возле Эрмитажа»{1069}.

Бедная юная жена Константина также срочно нуждалась в ком-нибудь, кто бы подсказывал ей:

«Великая княгиня Анна, которой было четырнадцать лет, была очень хорошенькой, но не обладала ни грацией движений, ни образованием. Она имела маленькую романтическую головку, которая была опасной для хозяйки особенно потому, что в ней напрочь отсутствовали и знания, и принципы. Девочка имела доброе сердце и быстрый от природы ум,