– Еще какая.

Браун снова смеется. Настроение Макларни заразительно, даже если цель сегодняшней поездки не достигнута.

– Вряд ли она сегодня работает, – говорит Браун, в пятый или шестой раз курсируя по Пенсильвания-авеню.

– Она, видимо, никогда не работает, – отзывается Макларни.

– Да ну в жопу эту блядь, – Браун резко бьет по рулю. – Как же меня это заебало.

Макларни весело смотрит на детектива, словно поощряя внезапный всплеск эмоций.

– Мы же все-таки отдел по расследованию убийств, убойный, специально обученная элита, которая всегда ловит преступника…

– Ты полегче, – говорит Макларни. – У меня сейчас встанет.

– А она, блять, кто? Сифозная двадцатидолларовая наркоша с Пенсильвания-авеню, которая умудряется скрываться от нас три сраных месяца. Ебаное позорище какое-то…

Ленор, Таинственная Блудница. Единственная свидетельница уорденовской поножовщины на Пенсильвания-авеню в сентябре; та, кто может закрыть дело, просто заявив, что ее ныне покойный парень укокошил ее тогдашнего парня в схватке за ее любовь. Брауну, Уордену и остальным в группе уже немного стыдно кататься каждую вторую ночь по Авеню и трясти шлюх и наркоманов, но так и не подобраться к неуловимой мисс Нор, вечно ускользающей из рук. К этому моменту они уже наслушались всего:

– Как раз вчера ночью выходила на панель…

– Нор? Да она только что была на Дивижн-стрит…

– Прямо сейчас вышла из магазина и пошла в ту сторону…

Господи, думает Браун. Мало того, что у этой обколотой суки нет постоянного адреса. Так ее еще изволь поискать, как ветер, блять, в поле. Как ее клиенты вообще находят?

– Может, ее не на самом деле не существует, – говорит Макларни. – Может, это розыгрыш и местный сброд ее просто выдумал. Проверяют, сколько времени мы готовы потратить на ее поиски.

Макларни улыбается, позабавленный мыслью о двадцатидолларовой проститутке, опровергающей все законы метафизики. Призрачным видением ходит она по улицам Западного Балтимора, невидимая для властей. Некоторые платили ей двадцать баксов и клянутся, что она реальна, но для поколений детективов она – существо из сновидений, которому суждено от имени Балтимора пополнить великую сокровищницу американского фольклора: Пол Баньян, Всадник без головы из Тарритауна, корабль-призрак «Мария Целеста» – и Ленор, Таинственная Блудница.

– Тогда откуда у Джеймса ее досье? – возражает Браун. – И откуда у меня ее фотка в кармане?

– Ого, – говорит Макларни. – Какая мастерская мистификация.

– В жопу эту блядь, – бросает Браун, все еще не в духе. – Нет ее здесь.

– Ну и хрен с ней, – соглашается Макларни. – Давай еще кружок и по домам.

У них, конечно, нет ни шанса. Но Макларни просто нравится на улице, в Западном, работать по делу, которое никого не волнует. Ни Уордена, ни Джеймса, ни Брауна. Ни мертвеца, ни – в данном случае – убийцу. Да даже, собственно, самого Макларни. Сегодняшняя полицейская работа – это не мучения и не давление, у нее нет эмоциональной цены, ничего не стоит на кону.

Охота за Ленор для Макларни – приятный способ развеяться, такой же, как, например, убийство, которое он расследовал в прошлом месяце с Уолтемейером. Что может иметь меньшее значение, чем ограбление из-за наркотиков в переулке Пимлико, где жертва – торчок, а свидетель – врет как дышит? Что может быть обыденнее молодого подозреваемого, Толстяка Дэнни, заявлявшего о полной невиновности и взывавшего к правосудию в гостиной дедушки с бабушкой, пока детективы обшаривали дом в поисках орудия убийства?

– Ну все, хватит ныть, – сказал Макларни подозреваемому – громиле, который на полголовы его выше. – Успокойся ты…

– Я НИКОГО НЕ УБИВАЛ! – орал Толстяк Дэнни, пятясь, пока Макларни не взял его за горло, прижав спиной к кухонной раковине.

– Все уже, – сказал Макларни. – До греха меня доведешь.

– Я НЕ…

– На меня посмотрел, – сверкнул глазами Макларни. – Ты арестован. Или что, все-таки нарываешься?

И тогда офицер из Северо-Западного УБН, участвующий в обыске, заткнул обезумевшего, сопротивлявшегося подозреваемого, бросив вскользь:

– Твою ж налево, парень, ты совершил мужское преступление. Вот и вел бы себя как мужчина.

Той же ночью Макларни, уже после того как принес в допросную «колу» с шоколадкой и подружился с толстяком, сидел за своим столом и думал, как же это было просто и на удивление приятно. Когда на кону ничего не стоит, сказал себе Макларни, эту работу можно и полюбить.

И сегодня так же, размышляет он. Если мы не найдем Ленор, если она так и останется загадкой, тогда мы будем жить вечно, катаясь по Западному Балтимору на четырехцилиндровом ведре, травя байки и отпуская шутки, наблюдая за тем, как безмозглые отморозки сбрасывают дурь. Но если мы вдруг каким-то чудом найдем Ленор, то придется вернуться. Придется вернуться и взять трубку по другому поводу, из-за чего-то, что может оказаться реальностью: изнасилованная и зарезанная женщина, забитый младенец или коп, получивший две пули в голову, с которым ты работал и которого звал другом.

Тогда не было ничего приятного. Тогда было реально, жестоко и беспощадно. Дело о стрельбе в Кэссиди не выходило у Макларни из головы, как ни одно другое дело, и каждый раз, когда он думал об этом, оно причиняло ему еще большую боль. Все его усилия вознаградились по заслугам: пару месяцев назад, на вынесении приговора в зале судьи Бот, Бутчи Фрейзер в наручниках в последний раз скалился из-за пожизненного плюс двадцать лет с правом на досрочное освобождение через двадцать пять. Для Макларни вердикт и приговор что-то значили: бог знает, где бы он был сейчас, если бы исход был другим. Но пожизненное плюс двадцатка – это судебная победа, и она казалась достаточной до тех пор, пока Джин Кэссиди не вышел из зала.

Нет, в конце концов этого просто мало – и для Макларни, и тем более для Джина. Научившись обращаться с собакой-поводырем в школе в Нью-Джерси, Кэссиди вернулся в свою альма-матер – зачислился студентом в Йоркский колледж. Это были первые верные шаги на долгом пути назад, и все же реабилитации неоднократно, почти постоянно, мешал город, почему-то относящийся к ослепшему полицейскому так, как будто он всего лишь один из сотен. Счета за услуги специалистов и физиотерапию месяцами висели неоплаченными, врачи жаловались Кэссиди, а он мог только бессильно слать их к властям. Запросы на специальное оборудование – например, «говорящий компьютер» для обучения, – продвигались через бюрократию с артритической медлительностью. В конце концов подруга Патти Кэссиди даже позвонила на ток-шок на радио, куда пришел мэр, и поставила вопрос ребром: купят Джину компьютер до начала следующего семестра или нет.

Более того, прошло больше года, прежде чем состоялась церемония награждения Кэссиди – если спросить Макларни, то уж ее