– Почему папа с нами разводится? – смущенно спросила Джейн. – Почему он больше к нам не приезжает?

– Мы не будем употреблять это нехорошее слово, – сказала Нэнни, преданная моей матери, но я знал, что и ее беспокоит произошедшее, потому что сразу же за этим она добавила: – Ни с кем из вас он не разводится, Джейн. Вы, дети, не имеете к этому никакого отношения.

Но Элеонора ей не поверила.

– Это из-за меня, да? – прошептала она мне, когда Нэнни повернулась к нам спиной. – Папа рассердился на меня, когда я не захотела поцеловать его на прощанье.

Мне удалось убедить ее, что это не так, но потом я попросил маму объяснить моим сестренкам, что означает развод, чтобы они не выдумывали всяких ужасных историй на сей счет.

Мама отказалась.

– За одним вопросом последует другой. Потом они захотят узнать, почему я решила развестись, а как я могу им объяснить про Макгоуана?

– Ты можешь просто сказать, что папа пьянствовал и был жесток с тобой.

– Нед, дорогой, – холодно ответила мама, – когда мне потребуется твой совет по воспитанию младших детей, я непременно к тебе обращусь.

Мама очень нервничала в те трудные времена, и Драммонд по секрету попросил меня учитывать это.

Драммонд хорошо ко мне относился. Его поведение было безукоризненным. Он жил в каменном доме старика Макгоуана в другом конце долины. И хотя он каждый день приезжал в большой дом справиться с бухгалтерскими книгами, которые находились в библиотеке, ни разу не провел здесь ночь, а обедал с моей матерью только два раза в неделю. При слугах неизменно обращался к ней «леди де Салис». На неделе я был занят уроками, а в субботу утром Драммонд брал меня с собой, и мы объезжали имение, он рассказывал мне, что сделал, что собирается сделать. Один раз даже показал мне деловые письма, которые написал, но я думаю, их помогала ему писать мама, потому что они всегда были написаны правильным языком и без ошибок. Драммонд работал очень много, но все же находил время для детей. Мои сестры сильно привязались к нему, Элеонора быстро преодолела свою застенчивость, а Джейн даже позволила ему подержать Озимандию – большая честь, которой я старался избегать как чумы. Не то чтобы не люблю котов, но Озимандия был злой и всегда оставлял на моем лучшем костюме рыжие волоски.

Только Джон оставался безразличным к Драммонду, но я объяснял это тем, что Драммонд ничего не понимает в садоводстве.

«Драммонд, кажется, справляется лучше, чем я отваживался надеяться, – признал дядя Томас во время своего осеннего приезда. – Может быть, его следует поощрить и дать деньги на восстановление старого дома. Если часть его семьи вернется в долину, у него будет дополнительный мотив для хорошего поведения».

Драммонда такая перспектива вполне устроила, он написал письмо сыновьям, просил их приехать и обсудить восстановление дома, но ни молодой Максвелл, ни Денис даже не ответили. И тогда Драммонд обсудил это со мной, а в следующую субботу мы поехали в Клонарин посмотреть развалины его прежнего дома.

Я к тому времени чувствовал себя с Драммондом совершенно свободно. Этот человек спас меня в Америке, привез домой. Меня больше не беспокоило, что он организовал убийство Макгоуана, – этот негодяй заслужил смерть, а Драммонд был хороший. Герой, который был достоин того, чтобы счастливо жить с моей матерью до самой смерти. Я чувствовал себя гораздо лучше теперь, когда так ясно видел ситуацию в черных и белых тонах. Все снова встало на свое место. Никаких головокружений, никакого смятения. Даже мой отец занял надлежащее ему место – в стороне, вдали от меня и моей матери в английском саду дома дяди Дэвида. Он вышел из лечебницы в Лондоне в декабре и провел Рождество с моими дядями в загородном доме, который прежде принадлежал моей тетке Маргарет.

– Я рад, что ему лучше, – сообщил я Маделин, когда она привезла нам это известие, а потом тетушка и сделала свое ужасающее предложение.

Я вежливо ей ответил, что предпочел бы не встречаться с ним, но тетя Маделин отмахнулась от моих слов.

– Твое желание не имеет значения, – энергично сказала она. – Нам всем иногда приходится делать то, что нам не нравится.

Моя тетушка Маделин была невероятной женщиной, старше отца и гораздо меньше ростом, в ней, я думаю, не набралось бы и пяти футов. У нее была круглая крутая грудь, мягкий соблазнительный голос, а разум – как «Кольт-44». Еще у нее были красивые щиколотки. Я видел их только раз, когда она поднималась в экипаж на сильном ветру, но запомнил навсегда.

– Мой отец не имеет права видеть меня после того, что он сделал, – ответил я, начиная нервничать.

– Мой дорогой мальчик, – возразила тетя Маделин, – не тебе судить твоего отца. Господь сделает это весьма квалифицированно, когда придет время.

Мы уставились друг на друга. Дело происходило в гостиной, пока мама уводила детей в детскую, и больше никого в комнате не оказалось.

– Твой долг – встретиться с ним, – настаивала тетушка.

– Я не поеду! – резко бросил я, впадая в панику.

Хотя теоретически я был готов к снисходительности по отношению к отцу, на практике при мысли о том, что я снова увижу его, мне становилось нехорошо, хотя я и не знал (да мне и все равно было), то ли от смущения, то ли от стыда, то ли от злости.

– Эдвард, я очень разочарована в тебе, – заявила тетя Маделин. Никто никогда не называл меня полным именем. Я молча опустил голову и уставился в ковер. – Твой отец совершал ужасные вещи, но я знаю, что он и страдал ужасно. Я видела его совсем недавно и могу поручиться: Патрик раскаивается в том, что сделал несчастными своих детей. Нужно ли мне напоминать тебе, как он предан всем вам? Не могу поверить, что ты забыл.

– Я не хочу, чтобы он был мне предан, – пробормотал я. В груди у меня сперло, стало трудно дышать. – Хочу, чтобы он оставил меня в покое.

– Это совершенно не по-христиански и не по-сыновьи! Если бы ты мог простить его, тебе было бы легче опять его полюбить.

– Я не хочу его любить! – закричал я на нее. – Я не могу любить обоих – его и мою мать, не могу, это слишком трудно, я должен выбрать кого-то одного, я больше не желаю разрываться на две части!

– Дорогой мальчик, никто не разрывает тебя!

– Вы разрываете! – завопил я и бросился из комнаты, щеки мои уже омывались унизительными слезами.

На этот раз я не стал ждать случайной встречи с Драммондом – вскочил на коня и отправился на его поиски. Встретил я его на дороге близ реки Фуи.

– Я не буду встречаться с отцом, – заключил я, рассказав о случившемся.

– И впрямь не будешь, – согласился Драммонд. – Твоя мать не позволит этого, а у нее полная опека над детьми, и твоя тетушка, во все сующая нос, ничего не может с этим поделать. Упаси нас господь от бестолковых, благонамеренных, докучливых девственниц!

Но к моему ужасу, тетя Маделин не пожелала принять отказ. Вскоре она запросила приватной беседы у моей матери, а когда они категорически рассорились, тетя Маделин уехала из амбулатории (оставив ее на попечение доктора Кагилла) в Англию поговорить с моим отцом.